«Дирижёр одной симфонии» выступил в Москве
Автор одного романа… Композитор одного произведения… Дирижер одной симфонии… В первых двух случаях такая ситуация обычно складывается под влиянием исторического восприятия творчества художника, когда какое-то одно его творение затмевает все созданные им остальные: вспомнить хотя бы Чернышевского с его романом «Что делать?», который в нас нещадно «вкручивали» еще в средней школе, или, к примеру, такой малорепертуарный шедевр в стиле большой французской оперы, как «Жидовка» Галеви…
Однако «дирижер одной симфонии» — формула явно искусственная и весьма неоднозначная.
И всё же, когда стало известно, что в Большом зале Московской консерватории выступит американский дирижер Гилберт Каплан, которого называют «дирижером одной симфонии», имея в виду Вторую симфонию Малера, любопытство взяло верх. Именно на волне этого любопытства я и оказался в числе слушателей.
Юрист по образованию, бизнесмен и журналист, 72-летний на сегодняшний момент дирижер воспылал любовью к творчеству Малера и, в особенности, к его Второй симфонии давно: его дебют в качестве интерпретатора масштабного, почти полуторачасового симфонического полотна композитора состоялся с Американским симфоническим оркестром (ASO) в 1982 году (с тем самым коллективом, который в 1962 году был создан Леопольдом Стоковским). Интенсивный курс дирижирования – в форме частного обучения этому весьма непростому музыкально-творческому ремеслу – Гилберт Каплан освоил ради того, чтобы исполнять именно эту симфонию Малера.
Понятно, что независимое и весьма респектабельное положение в обществе достаточно легко открыло ему двери и в мировое музыкальное сообщество. Явно сенсационной и, вместе с тем, довольно-таки пикантной изюминкой всей этой идиллически счастливой музыкальной истории является то, что
весьма удачливому новообретенному человечеством дирижеру-бизнесмену удалось также стать и владельцем авторской рукописи Второй симфонии Малера.
И от этого факта никуда не деться: в 1986 году им было опубликовано факсимильное издание партитуры.
Всколыхнувшаяся в 1982 году волна коллекционирования оркестров, городов и стран, в которых Гилберт Каплан исполнял Вторую симфонию Малера, докатилась на сей раз до Москвы, и, как было поведано дирижером на пресс-конференции, есть у него уже приглашение в Россию и на следующий год – предложение от Валерия Гергиева выступить в Петербурге на фестивале «Звезды Белых Ночей».
География ангажементов «дирижера одной симфонии» охватывает практически весь мир,
причем, зовут его дирижировать не только Второй симфонией Малера, однако от иных предложений он всегда неуклонно отказывается – правда, изредка исполняет еще и Адажиетто из Пятой симфонии Малера: в 1992 году оно было записано им с Лондонским симфоническим оркестром. Ранее, в 1987-м, с этим коллективом он записал и Вторую симфонию Малера.
Значительно позже, в 2002 году, аудиодубль всё того же опуса Малера под управлением «дирижера одной симфонии» последовал и с Венским филармоническим оркестром. Но, кажется, особо «сильным» звездным часом маэстро интерпретация Второй симфонии Малера стала в июльский вечер 1996 года, когда он представил ее на открытии Зальцбургского фестиваля с лондонским оркестром «Филармония».
За первым – уже упомянутым – полуофициальным исполнением этого произведения в 1982 году, которое состоялось для участников саммита Международного валютного фонда, в 1983 году последовал дебют дирижера в «Карнеги-холле», который, согласно релизу Московской филармонии, «публикой и прессой был воспринят с восторгом».
Однако в паутине интернета в отношении «творчества» этого дирижера удается разыскать и альтернативные — весьма нелицеприятные для него — критические суждения.
Впечатление от явно любительской интерпретации Гилберта Каплана, представленной 13 октября с Госоркестром России имени Светланова (художественный руководитель – Владимир Юровский), Государственным русским хором имени Свешникова (художественный руководитель – Евгений Волков), Большим хором «Мастера хорового пения» РГМЦ (художественный руководитель – Лев Конторович) и солистками Большого театра Анной Нечаевой (сопрано) и Светланой Шиловой (меццо-сопрано), именно к означенной альтернативе и склоняет. Досконально изучить партитуру Малера, подготовить ее критическое издание, читать лекции о музыке Малера и быть экспертом по его творчеству – это для Гилберта Каплана одно, но обладать даром дирижерской передачи – совсем другое.
Именно в отсутствии этого дара, собственно, и сокрыто если и не разочарование услышанным в Москве, то полное к нему равнодушие.
При этом к хоровым коллективам и певицам-солисткам абсолютно никаких претензий нет, но до соло меццо-сопрано в четвертой части и ансамбля солисток с хором в пятой надо было ведь, как говорится, еще дожить! Первая часть, развернутое Allegro maestoso, в первоначальном облике известное как «Totenfeier», представляет собой законченную по форме симфоническую поэму, в которой Малер недвусмысленно пышно хоронит своего «программного героя» и которую многие годы никак не мог продолжить с расчетом на компоновку многочастного симфонического цикла. Ощущение похорон у дирижера Гилберта Каплана определенно присутствует, только вот не пышных, а весьма и весьма скромных, третьеразрядных.
В изысканном лендлере второй части луч света, возникающий по замыслу Малера, как воспоминание о светлых моментах жизни героя, так и не появляется.
Но некое подобие жизни впервые, наконец, начинает пробиваться в оркестре в причудливо изломанных звучностях скерцо третьей части. Экстатически глубокий и чувственный монолог четвертой части «Urlicht» («Первозданный свет») – исключительная интерпретационная заслуга Светланы Шиловой. Эта небольшая часть ставит весьма сакраментальный вечный вопрос – зачем человек приходит в этот мир и живет в нем, борясь с невзгодами и лишениями.
Малер мощной разработкой финала, по его собственной ремарке, «гласом вопиющего в пустыне», настроение которого проходит метаморфозу борьбы от мрака и тяжести до света и радости, к ответу на вопрос предыдущей части подводит весьма основательно, давая его лишь в самом конце симфонии, когда в исполнении хора и солисток в игру вступает торжественный гимн на слова оды Клопштока «Воскресение». Вплетенное в музыкальную ткань партитуры, слово поэта, модифицированное и дополненное текстом самогó композитора, намеренно избегает канонического мотива Судного дня, присутствие которого неизбежно было уготовано как первой части симфонии, так и центральной части разработки ее финала.
Идея композитора была проста и естественна: по его собственным словам, ему важно было уготовить Небеса для всех,
где каждый будет окружен лишь одной любовью. Название «Воскресение» сам композитор своей Второй симфонии никогда не предписывал, но оно, благодаря ее финалу, в наше время прижилось очень легко.
И как трудно смириться с тем, что в финале трактовки Гилберта Каплана светлое всеобщее Воскресение так и не воспарило над реквиемом первой части, так и не разрешило ее главного конфликта! Не разрешило потому, что вялотекущее музицирование Госоркестра, не разбуженное яркой личностной харизмой дирижера, разрешить его не могло в принципе. Не разрешило потому, что
десятки раз сыгранное этим дирижером просто утонуло в рутине однообразия и механически заученного тактирования.
Не разрешило потому, что узко направленное дирижерское восприятие, не впитавшее в себя – с точки зрения практической исполнительской наработки – всё многообразие палитры симфонической музыки XIX и XX века, явно оказалось в заложниках собственных музыкальных амбиций исполнителя: стихийно выйдя на подиум лицом к лицу с оркестром, «переиграть» его и сделать своим союзником дирижер так и не смог.
Мое же разочарование явно запоздало, ведь Гилберт Каплан встает за дирижерский пульт российского коллектива не впервые. Опять же, согласно пресс-релизу Московской филармонии, подобные прецеденты были уже с оркестрами Санкт-Петербургской филармонии, Мариинского и Новосибирского оперных театров, а также с Российским национальным оркестром. Все они как-то благополучно остались мною не замеченными, а
в данном случае у разочарования, скорее, привкус не горечи, а искреннего недоумения,
ведь, перефразируя одно известное изречение, давно потерявшее свой первоначальный политический смысл, я в сотый раз готов повторить очевидное: «Для того, чтобы стать настоящим дирижером, необходимо обогатить свою память знанием всех тех богатств музыки, которые выработало человечество».
У «дирижера одной симфонии» такой возможности заведомо нет.
Автор фото — Adrian Bradshaw
