Юрий Кара: «Тридцатилетний Гамлет — это несовременно»

Юрий Кара

В марте на экраны наконец-то выходит фильм режиссера Юрия Кары «Мастер и Маргарита». К зрителю он шел почти два десятилетия. А на апрель 2010 года была запланирована премьера нового фильма режиссера — «Гамлет. XXI век». Однако и его выход на экраны пока отодвигается.

— Когда зрители увидят ваш новый фильм «Гамлет. XXI век»?

— Здесь есть некоторые проблемы. Видите ли, все, что связано с потусторонними силами, притягивает сложности. «Пиковая дама» Пушкина, «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Макбет» Шекспира. Я в этот список добавил бы и «Гамлета» — там же есть Призрак. Очень хочется, чтобы вышел уже, наконец, мой фильм «Мастер и Маргарита», а потом, надеюсь, выйдет и «Гамлет». Но уже были его предварительные показы. На Фестивале в Благовещенске «Амурская осень» исполнитель роли Гамлета получил приз за лучшую мужскую роль — Гела Месхи, молодой парень. В «Гамлете» я несколько отступил от оригинала в традиционном понимании. В отличие от «Мастера и Маргариты», где мы четко отталкивались от текста, тщательно изучили все места, которые упоминает Булгаков, и снимали именно там. Например, особняк на Остоженке, откуда вылетает Маргарита, — именно с его балкончика у нас Вертинская и взлетает. Не говоря уже о Патриарших прудах и Иудее, снимавшейся действительно в Израиле.

А «Гамлет» — это моя вторая попытка осовременивания материала (после фильма «Воры в законе» по рассказу «Чегемская Кармен» Фазиля Искандера — это была история Кармен.) На мой взгляд, Шекспир потому и актуален до сих пор, что писал о человеческой природе, и она несильно поменялась за века. Но с другой стороны, тридцатилетний Гамлет, как у Шекспира — это немножко несовременно. Потому что вопросы «быть или не быть?», кем быть, защищать ли правду, сейчас нужно ставить немного раньше. Лет в двадцать. Хотя многие современные молодые люди их все-таки не ставят. Но я придерживаюсь мнения Аристотеля: история рассказывает о том, что было, а искусство должно рассказывать о том, что должно быть. И нашему молодому поколению нужно задумываться над гамлетовскими вопросами. Они ведь продвинутые во всех отношениях, кроме морали. Другое дело, что мы немного изменили трактовку вопроса «быть или не быть?» У Шекспира это — решиться и отомстить за отца. А у нас — решиться, но все-таки остаться цивилизованным человеком. Или опуститься до уровня негодяев и убийц? И наш Гамлет всячески не хочет уподобляться преступникам. Однако ситуация заставляет его защищаться.

— Такой ход, как у База Лурмана в «Ромео+Джульетта» — перенос действия в современность, — был избран для того, чтобы достучаться до молодежной аудитории?

— С одной стороны, да. А с другой стороны, я уже говорил, что те проблемы, о которых писал Шекспир, вечны. Ну и хотелось рискнуть, найти нового, молодого артиста. У нас в стране, да и во всем мире роль Гамлета обычно достается актеру по совокупности заслуг. Смоктуновский сыграл принца Датского в сорок. Лоуренс Оливье — вообще в пятьдесят. Из этого следует, что, по идее, семидесятилетняя мама Гамлета, королева Гертруда, страдает любовным недугом. И в это мало веришь. А у нас Гертруду играет Евгения Крюкова. По-моему, она блестяще справилась.

— Но в «Мастере и Маргарите» вы бережно подошли к реалиям романа Булгакова.

— Я считаю ошибкой многих постановщиков, когда они пытаются сделать какую-то одну часть булгаковского романа или перекроить его на свой лад. Кстати, обычно обрезается именно религиозно-философская линия, которая более сложна для восприятия. Гораздо легче взять все эти «коровьевские штуки», юмористическо-сатирический пласт...

— У вас-то в фильме отражены все линии романа.

— Знаете, это как раз очень понравилось композитору Альфреду Шнитке, когда я показал ему материал. Он несколько неохотно шел на проект, говоря, что уже в кино не работает, лет десять как пишет «чистую» музыку. Но после просмотра вдохновился, похвалил, что мы сохранили все линии. Шнитке написал к фильму действительно прекрасную музыку. Причем она делится на две части — оригинальная и обработка «Полета валькирий» Вагнера, «Болеро» Равеля: он переписал их, наполнил другими инструментами, диссонансами. То есть сделал, по его выражению, «дьявольское звучание».

— В вашем фильме потрясающий кастинг. Сразу ли он у вас в голове сложился, или вы долго искали, пробовали, сомневались?

— Что касается подбора актеров, то работа была действительно сложная, напряженная. Особенно это касается роли Иешуа. Очень много я перепробовал актеров разных и всеми остался недоволен. Знаете, ведь и Евангелия канонические написаны разными учениками и поэтому разные по темпераменту, и во всех Иисус немного разный. Вот, например, в Евангелии от Матфея Иисус — это такой пламенный борец, который пришел, чтобы дать не мир, но меч. Это, скорее, шекспировское ощущение.

— Именно такой Христос у Пазолини в его фильме «Евангелие от Матфея».

— Да, но мне из всего того, что я видел, больше всего понравился Христос из экранизации рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» Норманна Джуисона... Я хотел взять Бориса Плотникова — он ближе всего по духу к Евангелию от Иоанна — спокойному, детальному, масштабному. Это уже, если проводить аналогии с литературой, не Шекспир, а Толстой.

На роль Бездомного я пригласил пробоваться Николая Бурляева. Но он стал проситься на Иешуа — лучше актера, говорит, ты не найдешь. И я попробовал его, подумав: роль-то эту сыграть, наверное, не так сложно, вот только для нее надо отрешиться от всего земного и мыслить категориями Иисуса. И, возвращаясь воспоминаниями назад, я понял, что у многих артистов, которые до Бурляева пробовались, в глазах читались всяческие земные потребности: машины, девушки, да что угодно. А вот для того, чтобы сыграть богочеловека, необходимо подняться над всей этой суетой. И я считаю, что Бурляев смог это сделать, ему это было дано. Так что одна из главных удач фильма, на мой взгляд, — роль Иешуа. Но, разумеется, нельзя забывать и о замечательном партнере Бурляева — Михаиле Александровиче Ульянове, сыгравшем Пилата. Блистательно сыгравшем — вот где актерская школа! Теперь ведь многие стали играть на американский манер: ты — хороший, я — плохой. Не люди, а маски. Зато на освободившееся место на роль Бездомного ко мне попросился молодой актер, тогда еще неизвестный (он должен был играть крошечный эпизод) — Сергей Гармаш. К счастью, я видел его театральные работы, поверил в него и взял.

Что касается других ролей и других артистов, я пробовал очень многих. Вот, например, роль Воланда, которую в результате сыграл Валентин Гафт. С одной стороны, я с Гафтом уже в двух картинах работал — «Воры в законе», «Пиры Валтасара» — и рассчитывал на него. Но были у меня еще кандидаты. Хотел пробовать Евгения Евстигнеева — но он улетел в Лондон на операцию и там умер. Кстати, очень просился Станислав Говорухин, уверяя, что роль — прямо его. Но я уже должен был снимать Гафта. А я если пообещал артисту, то его не предаю. Вот я утвердил Алексея Петренко на роль Сталина в «Пирах Валтасара». А Евгений Александрович Евстигнеев стал меня просить: «Дай я Сталина сыграю. Я знаю, как его играть». Но я ответил: нет, уже с Алексеем Васильевичем все решил. Но мне до сих пор любопытно — а как бы Евстигнеев Сталина сыграл?

— Ваш фильм с полным правом можно назвать долгожданным — он шел к зрителю почти восемнадцать лет. Хотелось бы узнать из первых рук достоверную историю долгого пути фильма на экраны.

— К моменту окончания работы над фильмом — это был 1993 год (а начали мы в 1991 году) — страну сотрясали всяческие катаклизмы и общественные перемены. И закончив, мы понимали: наш фильм — один из первых фильмов новой России. Однако оказалось, что в новой России очень много кинотеатров занято под мебельные, автомагазины или казино: это считалось выгоднее, чем показывать кино. Кинопрокат был разрушен, альтернатива — выпуск на пиратских дисках. Но это в корне не устраивало продюсеров — они хотели вернуть свои деньги. Тут еще беда нагрянула: срок действия закона об охране авторских прав увеличили с 25 лет до 50. Но когда в 91-м мы запускались с «Мастером и Маргаритой», были совершенно спокойны: этот увеличенный срок для романа истекал 1 января 1991 года. И когда в 1993 году фильм был завершен, срок уже не действовал.

Однако тут со своими претензиями выступил С.Шиловский, внук Елены Сергеевны Булгаковой (Шиловской), третьей жены Михаила Афанасьевича. Завещания Булгаков не оставил, детей у него не было. Единственной наследницей писателя стала Елена Сергеевна. А после ее смерти авторские права, по мнению Шиловского, перешли к ее потомкам. Но как мне объяснили сотрудники Ленинской библиотеки, детей Елены Сергеевны Булгаков официально не усыновлял. Поэтому ее потомки имеют право только на ее творческое наследие — дневники, воспоминания. Не знаю, каким-то образом Шиловский все-таки права на наследие Булгакова оформил, ну и его претензии усугубили запутанную ситуацию с выходом нашего фильма. Он требовал выплаты, если мне не изменяет память, миллиона долларов. Естественно, продюсеры, у которых и так были колебания по поводу выпуска фильма (в связи с вышеописанной ситуацией в кинопрокате), сильно занервничали. Но и я, со своей стороны, был в страшном напряжении: на меня обратил внимание Голливуд, Каннский кинофестиваль хотел взять мой фильм в конкурсную программу, приезжала представительница крупнейшей американской кинокомпании «Miramax» — они тоже хотели фильм купить для проката. Но прежде, разумеется, они хотели его посмотреть. А мои продюсеры фильм мне не отдавали, хотя по договору они обязаны были это сделать. Тут я и подал в суд. Три года мы судились, и суд вынес решение, что договор надо исполнить. Тогда продюсеры выдумали историю, что фильм... пропал! Только чтобы мне не отдавать. Как уже потом они объясняли, боялись, что у меня фильм могут украсть пираты. И вот только теперь компания «Люксор», которая будет прокатывать наш фильм, сумела доказать, что мы были правы по закону.

Беседу вела Галина Соколова

реклама