Великий тенор спел в Ла Скала баритоном
Знаменитый испанец, похоже, вспомнил о старинных оперных баталиях между тенорами и баритонами за право первенства в опере. Еще Тито Гоби поговаривал, что Верди мог бы получше позаботиться о Яго, для которого написал великие арии и дал такое мощное пространство для драматического высказывания, гораздо более серьезное, чем для Отелло. Гоби в шутку обижался, что «Отелло», когда он — великий Гоби — исполняет Яго, а в роли Отелло кто-то слабенький (не Марио дель Монако, естественно), нужно временно переименовывать в «Яго». В доказательство своей теории о величии баритонов, Гоби цитировал Верди, у которого есть такие оперы с именами баритонов в названии, как «Симон Бокканегра», «Макбет» и «Риголетто», — теноровые партии в них откровенно потеснены. У Пласидо Доминго были свои резоны, когда он взялся учить роль Симона Бокканегры: во-первых, он хотел реализовать юношеские амбиции и спеть-таки баритоном, и во-вторых, он понимает, что после семидесяти уже как-то нелепо петь мальчиков. Однако мотив величия и драматической значительности, о которых упоминал в своей книге Гоби, передались и Доминго, потому что после тура с Бокканегрой он намерен, если здоровье не откажет ему, объявить на следующий год или через год тур с Риголетто.
Постановка «Симона» в Милане была самая значительная для человека, который бросал вызов судьбе. Здесь нельзя выступить проходно — Ла Скала, как зеркальная витрина, все равно выставит тебя напоказ всему миру. Дебют новоявленного баритона сопровождался форс-мажорными обстоятельствами: незадолго до выступления Доминго перенес операцию, из-за которой отменились его спектакли в Цюрихе и Берлине, потом исландский вулкан отрезал певца от тысячи заокеанских поклонников, готовых поддержать любимца и отразить любые выпады хулиганов с галерки, а в разгар показов «Бокканегры» среди работников театра начались волнения, поначалу довольно мирные: с пением хором «Va pensiero» и криками «Позор!» в адрес Берлускони перед театром, но в конце приведшие к забастовке и отмене одного из спектаклей. Но Ла Скала на то и есть великий Ла Скала, чтобы здесь вершились судьбы и писалась история.
Хотя данный «Симон Бокканегра» сделан в копродукции с берлинской «Штаатсопер», режиссер спектакля Фредерико Тицци, желая обособить миланскую постановку, практически переделал все мизансцены. Это не украсило его малоталантливую работу, зато гарантировало всем участникам чувство новизны. Главным козырем Милана остается беспроигрышный кастинг на оперу и балет, и «Бокканегра» не стал исключением: Фиеско пел лучший Фиеско времен и народов — Ферруччо Фурланетто, Амелию — красавица и умница Аня Хартерос, сопрано номер один в мире, Габриэля Адорно — игровой и подвижный тенор Фабио Сартори.
Миланский театр вообще предстает в единстве двух противоположностей: заявки на нетленное величие любой из постановок, готовых, несмотря на явную банальность и старомодность некоторых из них, запрыгнуть в раму исторического спектакля, и бурления политических и человеческих страстей вокруг. И «Симона Бокканегру» в этом смысле можно назвать одной из самых типических ласкаловских, почти «домашних» опер. Здесь игралась ее вторая премьера, и здесь она снова, уже в XXI веке, расцвела, как чудесный цветок среди дикой сныти. Эти почти непреодолимые природные катаклизмы — вулкан, сильные герои, певцы класса «люкс», забастовка и прочее — врастают в либретто «Бокканегры» с его величавым и благородным главным героем на фоне политической шелухи, человеческого непонимания и личных трагедий. Особенности характера величавого дожа Бокканегры — третья причина, почему Доминго отмечал сорокалетие своего творческого романа с Ла Скала новой ролью в этой опере. Близка ему эта сложная атмосфера Ла Скала, и не страшны злые лоджиони (те самые молодые люди — завсегдатаи верхних ярусов, — задумавшие провалить «баритоновый» дебют Доминго). Он просто знал, что выиграет.
С самой оперой Доминго был знаком давно: он с блеском исполнял в свое время партию Габриэля Адорно. Но главные герои здесь не тенор и сопрано, как это часто бывает у Верди, а баритон и бас — Бокканегра и Фиеско. Именно их дуэты обрамляют композицию в Прологе и Финале, именно их характеры проходят путь драматического развития. Может быть, поэтому, в силу этой непривычности, оперу не приняли, и она практически провалилась на премьере в Венеции и первом представлении в Милане. В поздние годы композитор вернулся к партитуре, переделав либретто Пиаве вместе с Арриго Бойто, добавил целую сцену в Зале Совета — как персонаж века XIX и страстный патриот Верди не мог не процитировать Рисорджименто. Так история XIV века о первом генуэзском доже приобрела вневременное звучание. Особое значение у композитора получили речитативы, за что его даже упрекали в подражании Вагнеру. А известный вагнерианец Даниэль Баренбойм — главный приглашенный дирижер Театра Ла Скала — и вовсе «вытащил» эту особенность оперы на передний план, замедлив темпы и вернув значимость каждой фразе оперы, в которой главное не арии, а диалоги-речитативы. Но не только у дирижера было собственное представление о музыке оперы: и Доминго, и Фурланетто создали масштабные, проникнутые личным чувством образы, наполнив их театральным драматизмом. Фиеско и Бокканегра оказались как бы приподнятыми на котурны, а конфликт и финальное примирение двух антиподов словно проросли в вечность. Многие из слышавших выступления Доминго в Берлине и в Нью-Йорке упрекали его в теноровом звучании. Это неверно. Конечно, сохранились узнаваемый, чисто доминговский, тембр и краски, но все приобрело более темный, глубокий тон.
В партию Амелии, красивую, но статичную, идеально вписалась Аня Хартерос, продемонстрировав роскошный вокал. Достоинство Фабио Сартори прежде всего в том, что он очень ровный певец, Габриэль Адорно у него всегда один и тот же, но у каждого ведь свой способ держать планку высоко. Следующие остановки Доминго с «Симоном» — в Лондоне и Мадриде. Баритональный тур продолжается.
Вера Степановская
