В Москве открылся IX Пасхальный фестиваль
Московский Пасхальный фестиваль открылся исполнением католической Мессы си минор, написанной протестантом Иоганном Себастьяном Бахом, продолжился пресс-конференцией Валерия Гергиева и торжественным вечерним концертом в БЗК, предваренным всеми приличествующими случаю официальными речами.
Вечерний Пасхальный концерт традиционно начался с увертюры «Светлый праздник» Римского-Корсакова. Николай Андреевич был известен пантеистическим строем мыслей, оставаясь при этом человеком глубоко православным. Так что совпадение в этом году католической и православной Пасхи организаторы отрефлексировали и запечатлели в программе в первый же день фестиваля. А если добавить, что на следующий день в том же БЗК уже звучал «Немецкий реквием» Брамса — сочинение хоть и не очень праздничное и не строго конфессиональное, но глубоко человечное, — то картина получается экуменическая. И это отрадно — праздник-то общий! И, если подумать, классическая музыка в лучших ее образцах — это территория человеческого духа, на которой человечество как-то объединяется. Таково уж онтологическое свойство хорошей музыки.
На открытие фестиваля привезли Хор Шведского радио — видимо, как носителя немецкой хоровой традиции. Хор не подкачал и весьма достойно спел и Баха, и уж тем более Брамса: артикуляция отчетливая, интонация прочувствованная, даже проникновенная. Ни шума, ни форсированного форте, ни толкотни в фугированных эпизодах: все звучало ровно, спокойно, с должной мерой аффектации. Хор, с которым в 90-е годы успел поработать эстонец Тыну Кальюсте — хормейстер в своем роде выдающийся, — именно в эти годы уверенно выступил на авансцену международной музыкальной жизни, и с нее уже не удалялся.
Другое дело — как деликатная хоровая манера шведов сочеталась с грубоватой напористостью мариинцев. Прямо скажем, не очень сочеталась: ни в Мессе Баха (за пультом стоял приглашенный дирижер Фредерик Малмберг), ни в «Немецком реквиеме». Хотя харизма Гергиева и его упорное стремление освоить сложнейший материал принесли свои плоды: «Реквием» в целом был проведен весьма впечатляюще. Потаенный зачин, с пульсирующей педалью и благородно простой темой, прозвучал очень выразительно; это была настоящая романтическая звукопись, сумрачная, порой доходящая до пароксизмов трагического, с мятущимися бурливыми возгласами хора и светлыми парящими сопрано. К сожалению, общее впечатление основательно подпортили солисты: Анастасия Калагина и Владислав Сулимский. У Калагиной голос поначалу вообще «не пошел»; да и потом, уже распевшись, она вела партию формально, без душевного трепета. Ни красивых филировок звука, ни тончайших оттенков пиано, кои автор предусмотрел для сопрановой партии. У Сулимского голос оказался жидковат по тембру для такой партии.
Открытием вечера, посвященного музыке Брамса, стал пианист Нельсон Фрейре. Друг и соратник Марты Аргерих, Фрейре исполнил Второй фортепианный концерт Брамса поэтично, светло и мягко — чем сразу же завоевал сердца продвинутых меломанов, уставших от громогласного, ударного пианизма иных наших соотечественников. Пианистическое туше гостя оказалось редкой выделки: ласковый, растушеванный, пастельный звук с жемчужно-серыми обертонами. Чувствовалась в игре бразильянца старая добротная школа европейского пианизма: не Горовиц, конечно, но нечто близкое ему. Особенно же понравился уютно-задушевный, милый тон его игры. И бис он выбрал весьма примечательный: переложение знаменитого соло флейты из второго акта «Орфея и Эвридики» Глюка — (сцена «Элизиум»). Переливчатая мерная фактура, трогательная, бесконечная мелодия долгого дыхания — и благодать, изливающаяся из-под пальцев пианиста.
Однако все эти музыкальные прелести случились во второй день фестиваля. А первый вечер открывался, как водится, приветственными речами министра культуры Александра Авдеева и вице-мэра Москвы Людмилы Швецовой. Она отметила, как разросся и раскинулся вширь Пасхальный: от Москвы до самых до окраин. «Мы начинали с 20 концертов, а теперь...» И действительно, география Девятого фестиваля впечатляет: Москва, Петербург, Ярославль, Воронеж, Краснодар, Кисловодск, Владикавказ. А еще — Муром, Рязань, Зарайск, Суздаль и городок Касимов.
Музыкальная программа в вечер открытия составилась в диалоге стилей и жанров. После увертюры «Светлый праздник» сыграли Первую симфонию Шостаковича. Во втором отделении сопоставили «Каприччио» Стравинского и «Старинную музыку провинциальных цирков» Щедрина.
Увлечение Гергиева музыкой Родиона Щедрина ни для кого не секрет. Выбранная пьеса — программная, написана в конце 80-х, много раз играна разными оркестрами, в том числе питерской «Заслугой». Однако никогда прежде композиционная идея пьесы — на первый взгляд довольно пестрой, клочковатой по драматургии — не проступала так ярко и рельефно. Щедрин писал эту музыку, явно сообразуясь с каким-то ему одному известным сюжетом: в данном случае он подошел к сочинению музыки, применив чисто литературные законы развертывания материала. Но только в интерпретации Гергиева я, наконец, отчетливо поняла, о чем рассказывает автор. Тема дороги (совсем по-феллиниевски); бодрый походный шаг, цирковой обоз катится по пыльному проселку. Вот обоз въезжает в захудалый городишко, далеко-далеко бухают барабаны и литавры, созывая народ... Потом трехдольный застенчивый вальс — это, наверное, гимнастки выбежали на арену. А может, лошадки... Летучие трели флейт, пронзительные свистульки и басы, разведенные «по краям» регистров, а в середине — расчетливый тембровый «провал», призванный сообщить звукообразу цирковую бурлескность (ну сколько инструментов могло быть в распоряжении бродячего цирка — от силы пять-шесть?). Внезапно у скрипок прорезается связная, длинная, романтическая мелодия: птички щебечут (автор использует звучание детской водяной свистульки) — ну прямо «Сказки Венского леса». А в финале — снова дорога, громыхание обоза и затихающее вдали бренчание: «Колокольчик динь-динь-динь». И вдруг в овраг — бух!
На нынешнем фестивале Гергиев, видимо, вознамерился взять реванш за прошлогоднее неудачное выступление на открытии Пасхального фестиваля. На сей раз Первая симфония Шостаковича была тщательно отделана — до ниточки и последней запятой. Гергиев провел ее спокойно и необычайно расчетливо: не гнал, не нагнетал, вопреки обыкновению, громкость и, казалось, всерьез наслаждался тихими, но очень выпуклыми соло во второй части. Необычная аккуратность исполнения объяснялась просто: мариинцы успели записать ее на CD, вместе с последней, 15-й симфонией Шостаковича, для лейбла «Мариинский». И, стало быть, поработали над партитурой.
Приманкой вечера, разумеется, стало участие в концерте Дениса Мацуева. Он лихо «оторвал» фортепианную партию в сложнейшем, ритмически затейливом «Каприччио для фортепиано с оркестром», хотя играл по нотам. Материал для Мацуева был самый что ни на есть подходящий: драйв, напор, парадоксально-ироническая интонация. Мацуев уже играл этот опус с мариинцами зимой, на Фестивале «Масленица», и второй раз — совсем недавно. Так что пианистический аттракцион с кульбитами синкоп и сногсшибательными скачками в мелодии был им отработан досконально.
В целом концерт-открытие вышел в меру помпезным, довольно интересным по программе и вполне качественным по исполнению.
