В Калининграде закончился VI Международный конкурс органистов имени Микаэла Таривердиева. В этом году вдохновительнице смотра Вере Таривердиевой удалось собрать на редкость мощное жюри, состоящее из органистов высокого класса. Несомненно, сильнейшим игроком команды стал Кристоф Шёнер — музыкальный руководитель и органист головной кирхи святого Михаила в Гамбурге. По сути он является вторым человеком в городе, от которого зависит концертная жизнь Гамбурга. После объявления результатов третьего тура удалось поговорить с Кристофом Шёнером о его успешной карьере органиста и особенностях органной традиции в Германии.
— Я понимаю, что вопрос, заданный немцу-протестанту, почему он стал органистом, отчасти нелеп, но все-таки расскажите о начальном этапе своей карьеры. Для нас в России профессия органиста продолжает оставаться абсолютно экзотической.
— Вопрос выбора, собственно, для меня не вставал. Я родился на юге Германии в Хайдельберге в семье протестантского священника. Мое детство прошло в церкви. С пяти лет я обучался игре на фортепиано и органе. Трудно сказать, стал бы я, как отец, священником или предпочел бы светское богословие, но профессиональным музыкантом я становиться точно не собирался, пока не услышал в 15 лет одно коротенькое (церковное) сочинение Баха для органа, которое перевернуло всю мою жизнь. Это трудно объяснить непосвященному, но в Германии важно осознавать, к какой из двух традиций церковной музыки ты принадлежишь. Есть католическая, и она похожа на французскую, итальянскую и австрийскую, а есть евангелическая — она уникальная германская. Если говорить о традиции, наиболее точно соответствующей немецкому духу, то это именно протестантская традиция. Опус Баха, который я тогда услышал, был знаковым для меня. Я осознал величие церковной музыки евангелического направления и понял, что мой диалог с Богом будет плодотворнее, если я стану органистом. Так я отправился учиться во Фрайбург-им-Брайсгау — там находится великолепная музыкальная школа, и после ее окончания поехал на стажировку в Париж.
— Поехали, чтобы окончательно убедиться, что католическая традиция вам не близка?
— Нет. Водораздел между школами не так велик, и я, подобно другим органистам, с равным удовольствием исполняю музыку и католических, и протестантских композиторов. Когда я говорил о своем прорыве в 15 лет, то имел в виду семантический прорыв — я впервые осознал мощную включенность произведений И.С.Баха в немецкую евангелическую традицию церковной музыки.
— То есть судьба могла занести вас на работу в католический храм, и вы бы смогли там работать?
— Конечно. Я сейчас поясню. У нас, равно как у французов, итальянцев и прочих христиан, церковный органист — это не только исполнитель соло на органе во время службы. Это еще и руководитель церковного хора и оркестра. По большому счету не важно, в каком храме ты служишь — католическом или протестантском, в любом случае ты, помимо ежедневной работы во время богослужений, берешь на себя роль руководителя двух больших коллективов, когда исполняются торжественные мессы и оратории. Другое дело — статус церкви. Старейшие храмы Европы треть своего времени функционируют как концертные залы.
— И эта деятельность не мешает основному предназначению храма?
— Ничуть. Мировой фонд духовной симфонической музыки настолько богат, что церковные концерты не нуждаются в привлечении светских произведений. Понятно, что «Страсти по Матфею» Баха играются редко — может, раз в год, так как для исполнения такого гигантского музыкального полотна задействуются большие силы хора и оркестра. Сочинения покороче, вроде «Немецкого реквиема» Брамса, можно исполнять и чаще. Но любая церковь открыта 365 дней в году, и десять концертов для хора и оркестра, назовем их светскими, если хотите (так как в отличие от службы, на концерт продаются билеты), никак не способствуют превращению храма в светское учреждение.
— Раз церковь так богата и большую часть церковных концертов можно послушать бесплатно, просто будучи прихожанином данного храма, зачем вообще нужны билеты?
— Снова дело в статусе церкви. Кирха святого Михаила в Гамбурге, где я работаю капельмейстером вот уже одиннадцать лет, действительно настолько богата и знаменита, что может себе позволить абсолютно все. Кстати, так и было при моих великих предшественниках Г.Ф.Телеманне и К.Ф.Э.Бахе, и даже при Брамсе. (Все эти люди в свое время работали в кирхе святого Михаила: могила Телеманна скрывается в крипте церкви и относится к музейной части храма; отчий дом Брамса расположен в двух шагах от кирхи святого Михаила, и известно, что композитор несколько лет служил в ней; Мендельсоны жили рядом с кирхой и были прихожанами этого храма, однако юный Феликс Мендельсон не успел поработать в знаменитом соборе, быстро уехав из Гамбурга. — Е.Б.) Но сегодня все изменилось. Вот, например, я планирую осенью дать «Немецкий реквием» и хочу, чтобы приехал Томас Квастхофф, известный баритон, востребованный во всем мире, который живет на гонорары и чей гастрольный график расписан на годы вперед. Понятно, что гонорар певцам уровня Квастхоффа, так же как гонорар оркестрантам NDR (Северно-немецкого радио) и Гамбургского филармонического оркестра, которых мы привлекаем для участия в наших концертах, не покрыть никакими доходами от билетов, но чтобы контролировать поток зрителей и, главное, дать возможность людям из других городов и стран попадать к нам, бронируя место через Интернет, все же нужна система продажи билетов.
— Считается, что гамбургская церковь святого Михаила попадает в пятерку главных церквей Германии. Это высокое место обусловлено богатыми традициями или наличием хорошего органа?
— И то, и другое. Берлинский кафедральный собор, Фрауэнкирхе в Дрездене, соборы святого Якова и святого Фомы в Лейпциге и наша церковь обладают лучшими в Германии инструментами и имеют богатейшую, уходящую в глубину веков, традицию исполнения церковной музыки. А еще эти пять церквей являются символами своих городов, что только добавляет им славы.
— А Кенигсбергский собор входил когда-нибудь в список значительных храмов Германии?
— Несомненно, входил. Более того, когда в храм вернулся орган — я имею в виду этот великолепный инструмент, который выстроил для Калининградского (Кенигсберского — Е.Б.) кафедрального собора Матиас Шуке, храм снова вошел в двадцатку лучших, хотя я знаю, что здесь сохранят статус музея и концертного зала, но не духовного учреждения.
— Что подвигло вас уехать из Гамбурга с его интенсивной музыкальной жизнью и целую неделю проработать в Калиниграде, по восемь часов в день слушая игру неофитов.
— Я давно дружен с Верой Таривердиевой, и мне нравится ее идея проводить один тур конкурса в Гамбурге, а два других в Калининграде. В данном случае, каюсь, что из-за проблем с КД-авиа я чуть не отказался от поездки. Но перспектива исследовать новый орган работы господина Шуке и услышать, как он звучит в Кенигсбергском соборе, избавила меня от сомнений на этот счет. Я очень доволен, что приехал и «отсидел» в жюри. Уровень, на который конкурс поднялся за десять лет, — фантастический.
— Это правда, что следующий Конкурс органистов имени Таривердиева откроется в Гамбурге в кирхе святого Михаила в 2011 году?
— Можно было бы и этот конкурс там начать, но храм закрыт на санирование. Концерт, на который мы ждем Квастхоффа, как раз и будет открывать новый сезон после ремонта. Так что могу подтвердить, что в 2011 году наша церковь даст Таривердиевскому конкурсу свою площадку.
— Можно ли задать каверзный вопрос? Как вы относитесь к появлениям Балета Джона Ноймайера в вашей церкви?
— Было только одно его появление у нас — в честь тридцатилетия труппы Гамбургского балета. К сожалению, по ряду причин не я, а мой предшественник руководил теми «Страстями по Матфею» в 2004 году. Я одобряю присутствие балетных в храме, когда речь идет о таком хореографе, как Джон Ноймайер. Но реализация подобных проектов занимает несколько лет, и прогнозировать что-то на будущее сложно. Скажу только, что у нас с Ноймайером есть один замысел, и если все сложится, то в 2014 году в кирхе святого Михаила появится балет на музыку Торжественной мессы Моцарта.
Беседу вела Екатерина Беляева
