«Волкодав из рода Серых Псов» Николая Лебедева
Максимально четко сформулированная «Волкодавом из рода Серых Псов» проблема отечественного кинопроцесса вовсе не решается суммой кассовых сборов. Окупится ли заоблачный бюджет (это, пожалуй, самый дорогой российский фильм), не окупится — не нам считать чужие деньги. Да пусть бы окупился. Речь о том, как отечественный кинопроцесс дошел до жизни такой. Тем более что в стране нет ни одной картины в жанре фэнтези, к тому же основанной на национальной культуре и истории. Николай Лебедев, некогда снявший фильмы «Змеиный источник» и «Звезда», взялся эту брешь закрыть. Волкодав — последний воин племени Серых Псов, уничтоженного Людоедом. Вся его жизнь подчинена мести за истребление своего рода. На этом пути герой попадает в город Галирад, переживающий смутные времена...
Пасторальный отец-кузнец кует меч, мать беременна, сын играет в игрушки. Налетели злые вороги, деревню пожгли, всех убили, сына увели в полон в подземные рудники. Начало «Волкодава...» по стилю и действию — полный аналог известного эпизода в «Кащее Бессмертном» Александра Роу. Но вот выросший Волкодав лезет из-под висячего мостика над пропастью и огнем, спасает юную полонянку от насилия Людоеда, бежит, и эта сцена — тоже аналог. Это эпизод из «Шрэка» в замке драконихи. Вскоре со спасенной рабыней и слепым стариком Волкодав оказывается в Галираде. Целиком построенный на «Мосфильме», Галирад менее достоверен, чем нарисованный Новгород в недавнем «Князе Владимире». А вместо сюжета следующих эпизодов можно перечислять недостижимые образцы — «Король Артур», «Русь изначальная», «Конан-Варвар», «Тристан и Изольда»... Но это вовсе не постмодерн.
«Цитатность» уместна в творении, существующем самостоятельно. «Волкодав...» на такое даже не претендует. Он пытается пересказать роман Марии Семеновой, в котором та, в свою очередь, пересказывала в стиле «а-ля рюсс» импортный жанр фэнтези, возникший вместо сказок, когда взрослым стало их не хватать. «Другие планеты», «древняя магия» и «кухонная философия» в «славянском фэнтези» подменяют фольклорные традиции, претендуя на «авторское начало». Вместо князей — «кнесы» и «кнесинки», вместо свиней — «харюки», прочие вельхи, венны и сольвенны. Автор должен покрыть «своими словами» максимум знакомых понятий, чтобы читатель мог пофантазировать об их взаимосвязях. Судя по популярности, Семенова сумела это сделать. Но на экране отсутствуют даже «связи», прописанные ею. Необходимого в фэнтези непрерывного развития событий с конкретным героем, воюющим с конкретным злом, не видно. Пастораль ни действием, ни стилем не вяжется с рудниками, рудники — с харюками, дорога к Галираду и от него — с самой собой, хотя явно одна и та же. Сплошные черные дыры, будто фильм задался целью быть лишь подборкой отдельных «живых картин».
Фрагментарная иллюстративность сама по себе сокращает возможную аудиторию, так как у большинства кинозвезд вообще нет сюжетных функций. Юозас Будрайтис явно мучается незнанием, как встать, как сесть, куда смотреть, пока не решает молча отправиться в угол и демонстрировать своим «старинным» костюмом, что отныне старина Дунгорм — это он, Будрайтис. Много больше настораживает не сюжетный, а монтажно-мизансценический хаос. В изображении фантазий возможны два пути. Либо подробнейшим образом проработанные общие планы и долгие панорамы, обеспечивающие целостность мира, как в классических «пеплумах» («Бен-Гур», «Клеопатра»). Либо супербыстрый «железный» монтаж, дающий целостность восприятия, как в малобюджетном кино («Гладиатрикс»). В Галираде все панорамы обрываются без причины — строго по границе построек. У природы — ни «древнерусского», ни «внеземного» характера. Пустые пейзажи лишь ослабляют монтажный ритм. Создатели «Волкодава...» ни в чем не самостоятельны, но, словно дети на утреннике, рады самому процессу подражания.
Нельзя сказать, что создатели не старались. Какие-то эпизоды действительно «почти как в том кино» — дорожная драка с Жадобой, озарение в древнем святилище. Но при полной сюжетной и стилевой нецелостности они не работают на впечатление, а тупо «перелистываются». Единственный симпатичный персонаж — Нелетучий Мыш, «русский Бэтмен». Он живой, даже когда нарисованный. Остальное же просто скучно. Даже на уровне фэнтези создатели не различают героя и зло, сон и явь, талант и покорность, красоту и вульгарность. У них нет иных понятий, кроме бюджета и кассовых сборов, нет темперамента, контакта с жизнью, не говоря уж о живом творческом мышлении. Наряду с хроническим подражанием это свидетельствует о тяжелом комплексе, ведущем в перспективе к полнейшему бесплодию. Творчество при самом скромном бюджете, как у того же Роу, может рождать невиданные ситуации, трюки, шутки, красивые сказки, может прекрасно развлечь. Неизжитые комплексы, будь они из прошлого или из нынешнего социума, — проблема почти всего «нашего нового кино». Ведь в Голливуде полно неудач и провалов, только без потери ориентации.
Екатерина Тарханова
