Karl Eliasberg
9 августа 1942 года. У всех на устах — «Ленинград — блокада — Шостакович — 7-я симфония — Элиасберг». Тогда к Карлу Ильичу пришла всемирная слава. Со времени того концерта прошло почти 65 лет, а со дня кончины дирижера — почти тридцать. Какой видится фигура Элиасберга в наши дни?
В глазах современников Элиасберг был одним из лидеров своего поколения. Его отличительными чертами были редкая музыкальная одаренность, «невозможный» (по определению Курта Зандерлинга) слух, честность и принципиальность «невзирая на лица», целеустремленность и трудолюбие, энциклопедическая образованность, точность и пунктуальность во всем, наличие выработанного с годами своего метода репетирования. (Здесь вспоминается Евгений Светланов: «У нас в Москве за Карла Ильича была постоянная тяжба между нашими оркестрами. Все хотели его заполучить. Все хотели с ним работать. Польза от его работы была огромная».) Кроме того, Элиасберг был известен как превосходный аккомпаниатор, а среди своих современников выделялся исполнением музыки Танеева, Скрябина и Глазунова и наряду с ними И.С.Баха, Моцарта, Брамса и Брукнера.
Какую же цель поставил себе этот столь ценимый современниками музыкант, какой идее служил он до последних дней своей жизни? Тут мы подходим к одному из главных качеств Элиасберга-дирижера.
Курт Зандерлинг в своих воспоминаниях об Элиасберге сказал: «Работа оркестранта трудна». Да, Карл Ильич понимал это, но продолжал «нажимать» на вверенные ему коллективы. И дело даже не в том, что он физически не переносил фальши или приблизительного исполнения авторского текста. Элиасберг первым из отечественных дирижеров понял, что «в карете прошлого далеко не уедешь». Лучшие европейские и американские оркестры еще до войны вышли на качественно новые исполнительские позиции, и молодому российскому оркестровому цеху не следовало (даже при отсутствии материальной и инструментальной базы) плестись в хвосте мировых завоеваний.
В послевоенные годы Элиасберг много гастролировал — от Прибалтики до Дальнего Востока. В его практике было сорок пять оркестров. Он изучал их, знал их сильные и слабые стороны, зачастую приезжая заранее, чтобы послушать коллектив до своих репетиций (с целью лучше подготовиться к работе, успеть внести коррективы в репетиционный план и оркестровые партии). Дар аналитика, присущий Элиасбергу, помогал ему находить элегантные и действенные приемы работы с оркестрами. Вот только одно наблюдение, сделанное на основании изучения симфонических программ Элиасберга. Становится очевидным, что он часто исполнял симфонии Гайдна со всеми оркестрами не просто потому, что любил эту музыку, а потому, что использовал ее как методическую систему.
Российские оркестры, родившиеся после 1917 года, упустили в своем образовании простые базовые элементы, естественные для европейской симфонической школы. «Оркестр Гайдна», на котором вырос европейский симфонизм, в руках Элиасберга явился инструментом, необходимым для восполнения этого пробела в отечественной симфонической школе. Просто? Очевидно, но ведь это надо было понять и претворить в жизнь, как сделал Элиасберг. И это только один пример. Сегодня, сравнивая записи лучших российских оркестров пятидесятилетней давности с современной, куда более качественной игрой наших оркестров «от малых до великих», понимаешь, что самоотверженный труд Элиасберга, начинавшего свой путь практически в одиночку, не пропал даром. Произошел естественный процесс передачи опыта — современные дирижеру оркестранты, пройдя горнило его репетиций, «прыгнув выше головы» в его концертах, уже в качестве педагогов повышали уровень профессиональных требований к своим воспитанникам. И следующее поколение оркестрантов, естественно, заиграло чище, точнее, стало более гибким в ансамблях.
Справедливости ради отметим, что Карл Ильич не смог бы достичь результата в одиночку. Его первыми последователями стали К.Кондрашин, К.Зандерлинг, А.Стасевич. Затем «подключилось» послевоенное поколение — К.Симеонов, А.Кац, Р.Матсов, Г.Рождественский, Е.Светланов, Ю.Темирканов, Ю.Николаевский, В.Вербицкий и другие. Многие из них впоследствии с гордостью называли себя учениками Элиасберга.
Надо сказать, что, к чести Элиасберга, влияя на других, он развивался и совершенствовался сам. Из жесткого и «выжимающего результат» (по воспоминаниям моих учителей) дирижера он стал спокойным, терпеливым, мудрым учителем — именно таким запомнили его мы, оркестранты 60 — 70-х годов. Хотя его строгость осталась. Тогда нам такой стиль общения дирижера с оркестром казался само собой разумеющимся. И только позднее мы поняли, как нам повезло в самом начале нашей карьеры.
В современном словаре эпитеты «звезда», «гений», «человек-легенда» являются расхожими, давно утратившими первоначальный смысл. Интеллигенции поколения Элиасберга претила словесная трескотня. Но по отношению к Элиасбергу употребление эпитета «легендарный» никогда не казалось вычурным. Сам же носитель этой «гремучей славы» стеснялся ее, не считая себя чем-то лучше других, а в его рассказах о блокадной поре главными действующими лицами были оркестр и другие персонажи того времени.
Виктор Козлов
