В Мариинке поставили Штрауса
В Мариинском театре прошла очередная премьера сезона. На сцене представлена «Ариадна на Наксосе» Рихарда Штрауса – самая «моцартовская» из всех его опер. После «Саломеи», ставившейся в 1995 и 1999 годах, это вторая опера композитора, появившаяся в репертуаре театра.
Валерий Гергиев слегка корректирует курс, обращая взоры от Рихарда Вагнера к Рихарду Штраусу. Что кажется вполне логичным: Штраус, как известно, считается продолжателем дела Вагнера на австрийской музыкальной почве. Свидетельство тому – «Саломея», самое знаменитое его творение. В более позднем периоде творчества композитор переключается на светскую тематику и легковесные сюжеты («Кавалер роз», «Каприччио»).
«Ариадна на Наксосе» в этом ряду явление и вовсе исключительное. Спектакль внутри спектакля - вот ее структура. Художественная рефлексия по поводу природы оперного жанра – ее содержание. Апелляция к классицизму и моцартианству – ее стиль. На этом тройном фундаменте строится вполне легкомысленная история о спектакле, который комедианты и трагики представляют в доме богатого венского вельможи на потеху гостям.
Либреттист Гуго фон Гофмансталь постарался на славу: что ни фраза – так меткое наблюдение либо ироничная сентенция о смысле жизни, любви и искусства. Смелый прием - перемешать легкий и серьезный жанры, столкнуть в суматошной сцене подготовки к спектаклю примадонну - жрицу высокого искусства (далее она споет партию безутешной Ариадны, покинутой Тезеем на пустынном острове), и вертлявую кокетку-танцовщицу Цербинетту. Но прием продиктован содержанием: в опере разворачивается столкновение двух мировоззрений.
Рафинированная игра с формами, стилями и эпохами, движение навстречу новому моцартианству – примета австрийского «серебряного века» - кажутся подходящим фоном для вычурной и немного сумбурной истории. Впрочем, ожидать от Шарля Рубо искрометных сюрпризов явно не приходится. Французский режиссер, известный зрителю по «Турандот», «Травиате» и недавнему «Самсону и Далиле», похоже, становится в Мариинке придворным постановщиком. Нынешняя его работа идет в свойственном Рубо темпоритме: спокойно, чинно, без баловства. Ни открытий, ни откровений, ни даже сколько-нибудь заметного наслаждения эстетскими играми, предлагаемыми авторами. Нам представлен типично буржуазный взгляд на предназначение искусства: чтобы было красиво, удобопонятно и не слишком утомительно для актеров.
Сценография Жана Ноэля Лавевра оказалась вполне предсказуема (спектакль, кстати, перенесен с марсельской оперной сцены и слегка адаптирован к сцене Мариинского).
В прологе видим открытую в глубину, почти пустую сцену с рядом дверей на заднем плане: предполагается, что они ведут в артистические уборные. Сбоку стоит пианино: за ним юный Композитор (Надежда Сердюк) горько сетует по поводу изуродованного оперного детища. Рабочие лезут на стремянку отлаживать софиты. Начинается собственно опера: на сцене возвышаются торжественные стены цвета терракоты с фризами и нишами, в которых застыли подслушивающие буффоны. Несчастная, покинутая возлюбленным Ариадна (Милана Бутаева), в черном, являет собою символ скорби: распущенные власы, бледное лицо. В проеме роскошной «пещеры», более смахивающей на античный храм, виднеется намалеванный задник: синее море и освещенный солнцем склон горы. Вот, собственно, и все – если не считать составленных в кучку трех стульев в углу.
О тонкостях режиссуры и актерской работе говорить не приходится. Подтанцовки комедиантов и грациозной Цербинетты (Анастасия Беляева) лишь слегка оживляют застывшую картинку. Не на высоте оказалось и исполнение. И это несмотря на то, что «Ариадну» разучивали в театре года два; несколько раз опера прошла в концертном исполнении. Но кроме двух исполнительниц главных женских партий – Миланы Бутаевой с ее зычным драмсопрано и Анастасии Беляевой с летучей, пронзительно звонкой колоратурой, – о прочих участниках спектакля сказать нечего. Откровенно слабый терцет составили Елена Горшунова (Наяда), Ольга Киченко (Дриада) и Ирина Васильева (Эхо). Кроме Арлекина (Владимир Тюльпанов), из буффонов по-настоящему не звучал никто. Хуже прочих оказался Вакх – московский тенор Август Амонов. Приглашение его в спектакль выглядело более чем странным: певец не подходил для роли Вакха ни по физическим данным, ни тем более вокально.
Еще более странно и неожиданно то, как раздерганно и неряшливо звучал оркестр под управлением Валерия Гергиева. Возможно, на премьере «Ариадны» сказалась многодневная усталость после баден-баденских гастролей. А может, малое количество оркестровых репетиций: маэстро вводился в спектакль, как всегда, чуть не накануне премьеры. Как бы то ни было, качество звучания оркестра со временем может улучшиться. Чего не скажешь про тенора Амонова: его случай, кажется, безнадежен.
