Помню, с каким пиететом и совсем небуднично мы, студенты-гнесинцы, произносили имя Рудольфа Борисовича Баршая. Наши учителя нам рассказывали о дружбе его с Шостаковичем, выступлениях с Рихтером, Ойстрахом и «Московским камерным», равных которому не было и нет в России, отъезде за рубеж… Всё это пробуждало в нас, юных, благородный трепет. Много ли мы понимали тогда? Точно знаю – мы сверяли с этими рассказами свои крошечные победы и большие мечты.
Однажды кто-то поразил новостью:
— Баршай в Москве!
Билетов на единственный концерт не было. Денег тоже. По студенческому обыкновению мы выстроились перед очами славных бабушек-контролёрш. Они нас, как правило, пускали. Но в тот вечер какой-то скучный, серый, «застёгнутый на все пуговицы» человек категорично распорядился: не впускать. Тогда разочарование нашептало: «Может быть, самому Баршаю не по сердцу наша неплатёжеспособная братия? Да неужели он из рыцаря музыки превратился в обыкновенного швейцарского бюргера!» Малодушная, донельзя наивная мысль. И совестно это вспоминать через пятнадцать лет в том же Большом зале Московской консерватории, где теперь образ Рудольфа Борисовича присутствует не в звуке, но в бронзе.
Смелый поворот головы, ясный взгляд, спокойный и твёрдый очерк губ – выражение честности и чести. Сходство передано скульптором очень точно, но дело не просто в сходстве. Портрет представляет Баршая, словно бы «наведённым на фокус» (великолепная формула В. Розанова), – в ту пору его жизни, когда внутренние качества более всего совпали с внешними. Портрет динамичен. Автор его, Вячеслав Пилипер, сумел выразить представление о человеке, который каждый раз брал новую высоту в искусстве, точнее – в своей ответственности перед искусством.
Скульптор (и я, и ещё многие вместе с нами) благодарны режиссёру фильма «Нота» Олегу Дорману, сохранившему в правдивом кинодокументе радужный звенящий кристалл, который мы, за неимением лучшего определения, называем душой мастера.
По выходе фильма начались споры, что важнее в наследии Баршая – создание выдающегося Московского камерного оркестра или завершение и оркестровка двух произведений – «Искусства фуги» Баха и Десятой симфонии Малера? Я убеждена, что нужно довериться самому мастеру: «…Во время работы над этими двумя сочинениями я существовал. Вот это была моя жизнь. Я дышал кислородом, воздухом и вот сочинял это самое», – потому что он описывает исключительный опыт, который гениальный и высоко ценимый Рудольфом Борисовичем Эрих Фромм определял как «бытие», бескорыстную радость, сопряжённую с трудом и продуктивным использованием творческих сил. Отчего спорить, если суть Баршая – в единстве и согласованности всех его профессиональных и человеческих свойств. Здесь, кажется, по целому можно судить о части, а часть открывает целое.
Ставлю диск с «Чаконой» И.С. Баха в альтовом переложении и собственном исполнении Баршая и произношу с первых тактов его словами: «Чудо света!» Величайший музыкальный памятник и одно из лучших его воплощений, сохранённых в записи. Вдохновенная работа аранжировщика, интерпретатора и виртуоза-струнника в одном лице. Артикуляция подобна живой речи. Атака, первоначальный импульс звучания, отличается упругой гибкостью. Звук литой, полный. В иной раз – совершенно бесплотный, как дыхание. Мы узнаём его в голосе альта Страдивари и в голосах «Московского камерного» 60-х годов. Потом встречаем и через тридцать лет у «Камерного оркестра Европы», и через сорок – у «Виртуозов Москвы». А ведь безошибочный критерий большого музыканта – умение создать и передать свой звук.
Да, красочно-индивидуальная палитра не рождается от одного только убеждения. Неверно отделять Баршая, выдающегося альтиста, знакомого со всеми тонкостями струнного звукоизвлечения, от Баршая-дирижёра. В его округлом поющем жесте, в устойчивой постановке корпуса, осанке и умении дирижировать «без спины» – те же принципы естественности и целесообразности, какие есть в движении и распределении смычка по струне, о чём Рудольф Борисович заботился повсеместно. Но только объединив дирижёра с аранжировщиком и композитором, можно устранить стереотипное представление об «оркестровом тренере».
Отто Клемперер проводил различие «между дирижёрами, сочиняющими музыку, и дирижёрами, которые только дирижируют». Симпатии Клемперера, автора симфоний, квартетов, мессы, оперы, оставались на стороне первых. Вторым он не отказывал в исполнительской полноценности, но и подлинное творческое воссоздание структуры музыки, данное сочинителю, считал недоступным.
Рудольф Борисович превозносил клемпереровское искусство, однако «грозовой императив» великого немецкого дирижёра, думается, почти не повлиял на собственные интерпретации Баршая (отзвуки его, разве что, в драматичном и мужественном Моцарте). В остальном – мелодическое чувство, полутона динамики и темпа, владение «meno»/«mezzo», даже человечность в музыке, сильнее всего приближали его к Бруно Вальтеру. Это, конечно, очень субъективное суждение. Идея сравнивать (или равнять) себя с великими предшественниками самому Баршаю вряд ли бы приглянулась. Но в преданности искусству и в самоотречении ради дела сами великие мастера распознали бы в нём равного и пригласили бы в свой круг.
Думая об этом, я возвращаюсь памятью к одному эпизоду, описанному Валентином Александровичем Берлинским, прекрасным виолончелистом и соратником Баршая по Квартету имени Бородина. Он рассказывал: «В 1950-м году мы репетировали со Святославом Рихтером Квинтет Шумана. Я, по неопытности ли, по глупости, спросил: "Слава, мы будем повторять экспозицию?" И Слава, откинувшись в изумлении на спинку стула, ответил вопросом: "Валя, а Вы что – не любите музыку?"».
Такая же аккуратность в повторении выписанных автором реприз была свойственна и Баршаю. Не из педантизма, вовсе нет. Из любви к музыке и стремления постоять за честь композитора. Вот в этих главных своих качествах – любви, честности и чести – искусство Рудольфа Борисовича устареть не может. Оно необходимо как ориентир профессиональной совести, как образец вкуса. И, кто знает, может быть, музыкальный мир переменился бы к лучшему, если бы время от времени мы, так сказать, «калибровали» свои дела по шкале Баршая.
В статьи использованы фотографии с сайтов: tg-m.ru и barshaimemorial.com
