Реквием Вячеслава Артёмова прозвучал в БЗК
Такое бывает редко. Когда объявленного концерта ждёшь, как События, предвкушаешь нечто особое, вплоть до привкуса страха под ложечкой, и когда Оно наступает — не обманываешься в ожиданиях…
Кто не в курсе — Армения и Россия не являются сейчас «соседями», то есть не имеют общей границы. Но, пожалуй, трудно найти другой столь этнически далёкий, с особой ветвью древневосточного христианства народ, чья историческая судьба так тесно была бы переплетена с историей России. Потому решение продюсерского центра «Арт-Брэнд» и лично Елены Харакидзян отметить в рамках фестиваля «Опера Априори» трагическую дату 100-летия Геноцида армян в Османской империи исполнением Реквиема Вячеслава Артёмова показалось неожиданным только на первый взгляд.
«Мученикам многострадальной России» — такой авторский подзаголовок имеет это произведение.
Но ведь формальным поводом для начала массовой резни в Стамбуле в ночь с 23 на 24 апреля 1915 года стало именно сочувствие — «пособничество» армян русской армии в Первой мировой войне, когда агонизирующая Османская империя вела во всём Причерноморье активные боевые действия против России. Армянские добровольцы в составе Кавказской армии, а с осени 1915 года Кавказского фронта под командованием Н. Н. Юденича отчаянно храбро сражались с турками плечом к плечу с русскими и другими народами Российской империи. Так что официально причисленные к мученикам в эти дни Армянской апостольской церковью полтора миллиона погибших армян в каком-то смысле тоже пострадали за Россию.
И ещё одно знаковое совпадение. Композитор закончил свой Реквием в 1988 году, и произведение по странному стечению обстоятельств оказалось связано с другой страшной трагедией в истории Армении — землетрясением в Спитаке: Реквием передавали по Всесоюзному радио, что стало беспрецедентным случаем, поскольку произведения «религиозной направленности» никогда ранее не передавали по советскому радио, даже Реквиемы Моцарта и Верди.
Начало вечера 23 апреля в Большом зале Московской консерватории сразу задало пронзительный исповедальный тон происходящему.
И стало сюрпризом не только для публики, но даже для музыкантов на сцене. Заняли свои места Российский национальный оркестр (художественный руководитель и главный дирижёр — Михаил Плетнёв) и Государственная академическая хоровая капелла России им. А.А. Юрлова (под управлением Геннадия Дмитряка), вышли все шесть солистов-певцов. Дикторский голос из-за кулис объявил о посвящении исполнения скорбной дате. О том, что в эти минуты во всех храмах армянской Апостольской церкви заканчивается панихида по убиенным. Внезапно убрали свет, луч прожектора нашёл фиолетовое, цвета памятной Незабудки, эмблемы 100-летия Геноцида, платье самой маститой солистки Асмик Папян, и её тёплый трепетный голос запел проникновенную мелодию тоски по утраченной Родине — «Крунк» («Журавль»). Спонтанно стали вставать друг за другом люди в зале и оркестр. Многие не сдерживали слёз.
Жаль, что серьёзность и масштаб Реквиема Вячеслава Артёмова отпугнули в этот вечер «широкие массы меломанов» как принято говорить. Аншлага в Большом зале консерватории, увы, не было. Жаль тех, кто снова будет довольствоваться лишь аудио-записью с радиостанции «Орфей». Эмоциональный посыл живого исполнения, безусловно, придаст новых красок по сравнению со студийным Реквиемом 1989 года фирмы «Мелодия». Но
партитура Артёмова задумана настолько многослойно, объёмно по звучанию, что именно в натуральном акустическом пространстве замысел автора предстаёт наиболее адекватно.
Без сужения динамического диапазона, что неизбежно даже при цифровой записи. Вследствие огромного состава исполнителей (230 человек одновременно), исполнение этого опуса Артёмова — редкость.
Процитирую профессора Юлию Евдокимову из буклета к первой записи Реквиема: «Как грандиозное живописное полотно, это произведение можно долго «рассматривать» вблизи, поражаясь смысловым значением каждой звуковой подробности. Но можно отойти на расстояние – и тогда оно потрясает величественностью, мощью общей драматургии, динамикой эмоционального развития, могущественной властностью художественного впечатления. Обращение к Реквиему было для композитора символом сопричастности русской трагедии трагедиям мировой истории, приобщения к вечным духовным ценностям, окончательное постижение которых происходит только на пороге жизни и смерти. Вместе с тем автор толкует традиционный текст Реквиема иначе – проецирует его на события отечественной истории, воспринимает как свидетель, очевидец. Канонический текст становится импульсом, источником возникающих в творческом сознании композитора ассоциативных картин, образов. Объём ассоциаций, таящихся в глубине этой музыки, безграничен, как безгранична историческая проекция «темы» произведения, как беспределен в земных критериях времени «сюжет» Реквиема. Каждый может услышать его по-своему. И ещё об одном необходимо сказать – о чистоте художественного языка сочинения, красоте, как исходной этической предпосылке всех средств, всех приёмов выражения. Никаких экстремальных средств воздействия на слушателя, никакого давления, никаких превышений. Классическая концепция искусства».
Но описывать великую музыку словами — всегда условность.
В этот Реквием надо покорно погрузиться, как в стихию. Канонический латинский текст заупокойной мессы придаёт замыслу вненациональный масштаб, но русские музыкальные корни напоминают то туттийной мощью «Демественной литургии» Гречанинова, то терпкостью оркестровых диссонансов Шостаковича, то явно в «Domine Jesu Christe» из «Offertorium» в партии хора чудится закулисное «Господу молюся я» — похороны Графини из «Пиковой дамы» Чайковского. Всё вместе — не похоже ни на кого, выстрадано и вылито в звуки «кровью сердца».
Самая большая нагрузка в Реквиеме ложится на хор. Юрловцы в этот вечер показали высочайший уровень профессионализма и слаженности. Не уступили им в мастерстве и юные певцы из Хорового училища им. Свешникова. С удовольствием отмечу: занятые во второй половине произведения мальчики не томились на сцене с начала. В короткой паузе между частями они быстро заняли свои места перед взрослым хором, вплели ангельские детские голоса в общую картину.
Оркестровая партитура Реквиема даже на слух не оставляет сомнений в предельной сложности всех партий.
РНО — «плетнёвцы» не только справились с ней, но играли истово, с увлечением. Возможно, мелкие неточности и были, но для их фиксации надо знать материал досконально.
Запомнился особый саунд у скрипок — чуть резковатый, хрустально-звенящий, что очень подходило к музыкальной фактуре. Концертмейстер оркестра Алексей Бруни и в маленьких соло, и ведя группу, не растерял алмазного звука лауреата конкурсов им. Паганини и Жака Тибо.
Безусловно, «демиургом» на сцене в тот вечер был Эдуард Топчян, художественный руководитель и главный дирижёр Государственного филармонического оркестра Армении. Приглашённому маэстро удалось за минимум общих репетиций соединить выученные партии солистов, хора и оркестра, создать единое целое из разрозненных частей, чутко реагировать на замечания автора, присутствовавшего на последних прогонах. Личное отношение к юбилею национальной трагедии придало интерпретации Топчяна Реквиема особую сакральность.
Сольные вокальные партии у Артёмова лишены развёрнутых арий, возможности эффектно показать свой голос, практически, нет ни у кого.
Вместо этого — сложная и тонкая ансамблевая работа. Всей шестёрке певцов — общий поклон уважения, их партии сродни здесь творчеству иконописцев, редко ставящих своё имя на созданном.
Во время концерта условно разделила на пары мужские и женские сольные голоса. Самый юный участник, Валерий Козловский, поразил не только силой и пробивающей плотный оркестр тембристостью своего ближе к темноватому альту детского голоса, но и взрослой серьёзностью в отношении к музыке. Хотелось бы, чтобы и после мутации ему был дарован свыше красивый оперный тенор или баритон.
В женском трио юность и нежность олицетворяла девически тоненькая Термине Зарян.
Молодая цветущая сила и страстность – тенор Ованес Айвазян и сопрано Лиана Алексанян.
Наконец, материнская теплота в соединении с пророческой мудростью жрицы — несравненная Норма мировой оперной сцены, Асмик Папян. Столь же не по годам отеческим, породисто «замшевым» тембром спел своё соло баритон Арсен Согомонян.
Ещё одна сольная партия — орган Марии Векиловой. Исполнительница заслуживает самых добрых слов. Но как раз здесь позволю себе единственную — нет, не ложку дёгтя, грех в такой-то день, а жалобную нотку. Портативный цифровой орган фирмы «JOHANNUS», взятый по желанию Вячеслава Петровича Артёмова, стильно смотрелся на правом фланге сцены и хорошо звучал в сольных фрагментах или в ансамбле с вокалистами. Но тонул в tutti оркестра, что понятно. Меж тем, могучая басовая педаль большого органа отчётливо слышна на студийной записи Реквиема.
Наш консерваторский исполин работы Кавалье-Коля так и молчит после капитального ремонта Большого зала.
Как его не хватало! Неужели только декоративный фасад для любования остался? Это отдельная болезненная тема, оставим пока.
Долгие дружные аплодисменты завершили исполнение Реквиема. Вячеслав Петрович Артёмов вышел на сцену импозантный, при бабочке. Казалось, он удовлетворён исполнением, горячо жал руки всем солистам и дирижёру, приветствовал хор и оркестр. С трудом верилось, что в июне композитору исполнится 75 лет. Значит прозвучавший в Москве после долгого перерыва Реквием можно рассматривать и как первое приношение к юбилею Мастера.
Автор фото — Ира Полярная / Арт-брэнд
