20 октября драматическое сопрано Мария Гулегина выйдет на сцену Большого зала Московской консерватории после почти 30-летнего перерыва. Об ощущениях, мечтах и концерте в честь 200-летия Верди примадонна рассказала корреспонденту Belcanto.ru.
— Какое место занимает в Вашем творчестве музыка Верди?
— Можно сказать, что самое главное. Благодаря Верди я появилась в опере, и с этого момента его музыка стала моим миром. Не представляю жизнь без героинь его опер: Амелии, Аиды, нескольких Леонор, Елизаветы... И, конечно, не представляю себя без Абигайль и леди Макбет. Пятнадцать лет работала, чтобы спеть Виолетту, — и спела.
— Вердиевские героини сделали Вас богатой?
— Однажды мне маэстро Мути сказал: «Не пой "Тоску!" Ладно, заработай себе на дом, потом перестанешь!» А великая Бригитта Нильсен говорила, что оперы Вагнера сделали ее знаменитой, а опера «Турандот» — богатой... Верди подарил мне богатство, но больше не материальное, а духовное — он помог мне открыть себя. И это касается не только ролей на театральной сцене.
Всегда есть такие мелочи, которые разнообразят повседневную жизнь. Вот, если двадцать лет ты поешь одну роль и вдруг в клавире увидишь что-то новое — в этом счастье. Это счастье называется «радость от погружения в образ». К примеру, почему леди Макбет сама не убила короля Дункана? А он ей дядя родной, поэтому она и отправила своего мужа совершить это убийство.
— Говорят, в Ваших жилах течет вердиевская кровь.
— Это слишком большой комплимент, но он приятен, потому что Верди — мой любимый композитор. Его я чаще остальных пою. А слушаю с удовольствием Рахманинова и Шопена.
— Сколько сейчас опер великого маэстро Вы поете?
— Штук восемнадцать-девятнадцать. Никак не могу их сосчитать.
— Какие бы хотели еще исполнить?
— Все, даже «Симона Бокканегру».
— В программе концерта 20 октября читаем: «арии из опер: "Трубадур", "Дон Карлос", "Аида"». Будут ли какие-то еще?
— Мечтаю исполнить что-то интересное, что очень редко или еще не звучало в России.
— От чего эта идея зависит?
— От возможностей, которых зачастую нет. Когда программу сочиняешь, хочется, как сладкоежке в кондитерском магазине, съесть и это, и то... Потом, когда начинается реализация, думаешь: «под каким же гипнозом я тогда была...» Выходит два часа сорок минут и приходится выдирать куски опер, как отдельные листы клавира. Это зверство.
— В своих концертах Вы предпочитаете петь одна. Соперничества боитесь?
— Нет, когда ты сама поешь, то можешь больше арий спеть: программа получается выстроенной, и ни от кого не зависишь. Соперничества не боюсь, это наоборот дает очень большой импульс.
— Оперы лучше звучат в концертном исполнении?
— Конечно, потому что ни один неуч не надругается над этой музыкой. И да простят меня… Не все конечно портят, абсолютно нет. Есть люди, которые думают над этим, стараются что-то делать: Франко Дзефирелли, Пьеро Фаджони, Филлида Ллойд, Элайджа Мошински, Эдриан Ноубл, Ренцо Джаккьери, Франческо Негрин...
Вчера с триумфом прошла премьера «Набукко» в Салерно. Всё выверено: сцена, костюмы, и даже маленькое отклонение от самой оперы — во время знаменитого хора входит САМ Верди! Публика встала! Ведь это был гимн непобедимости Италии во времена австрийской оккупации. Дирижировал Даниэль Орен, знаменитый по Арена ди Верона, где он долгие годы занимает ведущее место.
В этой постановке всё в вердиевском духе, я пою несколько совершенно новых каденций и сверхвысокие ноты, что не является самоцелью, но выражает состояние моей Абигайль. Мне не страшны никакие режиссерские сложности, если это оправдано состоянием героини. Это не демонстрация своих физических возможностей, а способ раскрыть образ. Не буду ничего рассказывать, потому что это надо видеть, сидеть в зале и переживать.
— Как относитесь к Большому залу Московской консерватории?
— Настолько трепетно, что Вы даже не представляете себе. Для тех, кто учился в советские времена, он был подобен залу высшей славы и почета, как и зал Ленинградской филармонии, и недосягаем. Раньше считалось, что если там спеть хотя бы один концерт, то жизнь удалась. Это чистилище какое-то, такое очень светлое место. Там были планеты, не «звёзды»: какие музыканты играли и пели, какие программы делали, какая традиция была сольных концертов.
— После конкурса Чайковского Вы выступали на этой сцене?
— Нет, это будет второй раз, когда я там буду петь. Знаю, что это будет очень ответственно для меня: сейчас, с опытом, я понимаю, что такое замахнуться на такую программу в Москве.
— Чего хочется добиться после выступления в Большом зале?
— Хочется новых и интересных программ, отсутствия плохих постановок, потому что будешь мучиться вопросами, будешь договариваться с режиссером: «Пожалуйста, расскажите мне свою идею». А потом спросишь: «Может быть, лучше без этого нам сейчас обойтись?» И если никак, тихим голосом скажешь: «Вы знаете, наденьте мой костюм, а я домой». Если бы можно было добиться, чтобы без этого...
— По-прежнему будете продолжать учиться?
— Да, потому что не могу сказать, что знаю абсолютно всё. Какие-то вещи с опытом и образованием входят всё больше вовнутрь меня. Но какие-то вещи — очарование молодости, например... Это, конечно же, теперь — увы. Сейчас столько талантливой молодежи, что учиться нужно всегда и везде.
Автор фото — Petra Stadler
