Один из поклонников Стивена Спилберга, хороший журналист, как-то заметил: если бы в семье папаши Спилберга родились три сына, то Стив, а точнее Стивен Аллан, был бы третьим. Не потому, что дурак, а потому как в сказках чудеса всегда происходят именно с младшеньким. И то, что произошло с ним однажды утром, иначе как сказкой и не назовешь.
Однажды глухой аризонской ночью отец разбудил его, пятилетнего, и вывел на веранду: с черного неба лился на землю роскошный метеоритный дождь. Мальчик сонно таращился на него, не успевая загадывать желания.
Он не показал этот дождь ни в одном из своих фильмов. Но идея инопланетного контакта не оставляла его кинематограф. В частности, самые первые короткометражки, снятые на деньги от юношеских заработков: Спилберг в семнадцать лет подрабатывал маляром.
А спустя годы появились популярные голливудские «Близкие контакты третьей степени» (1977), «Полтергейст» (1982) и знаменитый «Инопланетянин» (1982), покоривший весь мир (самое доброе кино про пришельца!). Дальше перечислять бессмысленно, кино от Стивена Спилберга — одно из самых громких явлений голливудского искусства ХХ века, о чем официально заявлено Американской киноакадемией: «Человек, способный снять „Хронику Индианы Джонса“ и „Список Шиндлера“, заслуживает больше чем „Оскара“, он заслуживает того, чтобы остаться в памяти потомков».
Стоит добавить: подобный пафос с адресацией потомкам американцы позволяют себе в случае, если речь заходит о национальном флаге или о режиссере Стивене Спилберге. 18 декабря он отметил свой день рождения. И дает интервью. Довольно охотно, но без лишних сантиментов... Он больше не хочет быть звездным мальчиком — то есть на пятьдесят пятом году жизни Спилберг почувствовал себя взрослым.
— Вас, наверное, неоднократно спрашивали про метеоритный дождь, якобы пролившийся над вами в раннем детстве? Откуда эта сказка? Вы сами ее рассказали?
— Да. Но теперь я не знаю точно, было это или не было. И не считаю важным. Прошлое меня не интересует. Я пережил собственное детство. И хочу снимать про будущее.
— У вас уже есть конкретный план?
— Да, хочу снять фильм про то, каким мир будет через пятьдесят лет. Попытаться воспроизвести этот макет в точности. Пятьдесят лет — не очень удаленный срок. Можно довольно точно спрогнозировать какие-то вещи. Из области политики, духовности, секса. Можно предположить, что будет носить новое поколение. Какую музыку слушать. Попытаться, иными словами, снять художественное кино, максимально близкое к документалистике. Такая у меня сверхзадача. Совсем недавно я подумал, что стоило начать работу над проектом лет тридцать назад, можно было бы сверить ощущения. Успел бы! Впрочем, тогда у меня не хватило бы опыта на то, чтобы воссоздать образ иного времени!
— Вы любите снимать фильмы о будущем. Но не боитесь ли вы, что с будущим в определенном смысле шутки плохи. Вы — материалист.
— Во-первых, мне кажется, что к шестидесяти годам материалистов не остается. Жизнь не дает возможности сохранить в себе столь невинное ощущение, что всю свою жизнь удалось выстроить собственными руками. Другое дело, не совсем ясно, насколько можно накаркать что-то в своем будущем. И насколько — избежать его. Лично я думаю — каждый человек решает эту проблему для себя сам, как проблему религии. Он волен думать, что его судьба полностью в чьей-то власти. Может оставлять за собой право этой судьбой распоряжаться. Я думаю, мое будущее зависит в основном от моего настроения. Я не боюсь ничего себе накаркать. Я не лирик, не сентиментальный неврастеник. Я структуралист и прагматик.
— Как бы вы сами определили тот жанр, в котором работаете?
— Не знаю. Очень, впрочем, надеюсь на то, что меня можно назвать человеком с мозгами. Я хотел бы претендовать на роль режиссера глубокого и серьезного. Ведь режиссер, даже если он на протяжении многих лет радовал публику своим «Инопланетянином» и «Индианой Джонсом», должен взрослеть. И снимать кино, приводящее зрительскую мысль в замешательство. Не вгоняющее в шок, а именно приводящее в замешательство. Есть разница! Замешательство заставляет зрителя сомневаться. А сомнение — это самое эффективное состояние человеческого духа.
— Вы имеете в виду «Список Шиндлера»?
— Скорее фильм «Особое мнение». «Шиндлера» я сделал не то чтобы случайно... Это кино, снятое для меня самого. Во мне, наверное, просто заговорили крови: «Шиндлер» — реквием по погибшим и непогибшим евреям. Как раз подобный сюжет не заставляет никого ни в чем сомневаться. Он в определенном смысле совершенно голливудский. Там акценты расставлены от начальных титров до финальных. Есть черное и белое. Никаких полутонов, все бесспорно. И цвет фильма тоже черно-белый.
— Последнее время ваши фильмы сравнивают с фильмами Брайена Де Пальмы. Тот же технический прием — камера как бы проходит сквозь время и пространство. И всегда страшновато. И непонятно, чего ждать дальше.
— Да? Просто у нас один учитель — Алфред Хичкок.
— Вы любимый народом режиссер. Вы, я бы посмела сказать, любимчик. Тем не менее общественное мнение как-то на вас влияет?
— Все это не так важно для меня. И никогда не было. И уж точно никак не влияет на мой следующий фильм! Получилось ли у меня создать хит или не удалось повторить прежний успех. Неудачи, восторги не меняют моего мнения относительно фильма, над которым я работаю. Меня, как и всякого нормального художника, гораздо больше волнует, по-настоящему ли качественно мое кино.
— А вы сомневаетесь, в том, что вам всегда удается снять качественное кино?
— Конечно. Чтобы собственный фильм предстал перед тобой в полный рост, нужно его обкатать на экране. Дать ему пожить самостоятельно. Отлучить от себя на время. Потом, увидев заново, разочароваться и решить, что ни к черту ты уже не годишься, поскольку снимал совсем не то, что в результате получилось. Позже смириться: ну снял и снял. И еще позже, наконец, понять: все-таки снял то самое.
Это нормальная творческая истерика. Нужно миновать все ее этапы. И потом я отлично понимаю: всякий из нас режиссер до тех пор, пока кино получается. В один прекрасный момент это может кончиться. И ты перестанешь быть работающим режиссером. Станешь просто Стивеном Спилбергом. Мэтром.
— А вы им еще пока не стали?
— Ни в коем случае! Мэтр, по моему разумению, синоним «канона». Чего-то застывшего.
— А работа — это блестящий метеоритный дождь?
— Конечно. И все же каждый свой новый фильм я анализирую серьезнейшим образом. Чтобы не пропустить своего объективного конца!
По материалам зарубежной прессы подготовила Лиза Ролсон
