Артистические индивидуальности складываются по-разному. Для одних музыкантов (и это бывает чаще всего) начало пути обозначено безудержными эмоциональными порывами, повышенным тонусом самовыражения, виртуозными излишествами, для других… К этим «другим», по-видимому, смело можно отнести Ирину Смолину.
К такому выводу пришли сразу два рецензента, причем, речь шла о концертах с разной программой. В одном случае пианистка играла пьесы Дебюсси и «Картинки с выставки» Мусоргского, во втором — произведения Шопена, в том числе си-бемоль-минорную Сонату, Равеля и Прокофьева (стоит тут же вспомнить, что, завоевав на парижском конкурсе имени М. Лонг в 1967 году вторую премию, Смолина получила там и специальный приз за лучшее исполнение Сонаты Бетховена № 31, соч. 110).
Вот отзывы критиков. М. Сабинина так характеризовала игру молодой артистки: «Артистическое лицо пианистки отличают прежде всего удивительная серьезность и чистота душевного настроя, глубина погружения в музыку, интенсивность и содержательность мысли и чувства… Ученица Льва Николаевича Оборина, Смолина восприняла многие замечательные качества его исполнительского искусства: благородство стиля, бархатную мягкость звука, не теряющего красоты и округлости в самых мощных форте, филигранную мелкую технику и вместе с тем полную свободу владения оркестровыми ресурсами фортепиано. Законченность, зрелость, мастерство? Да, именно эти слова естественно напрашиваются для характеристики молодой артистки, хотя ее путь в искусстве только начинается».
По прошествии нескольких лет, хотя и отметив некую нивелированность творческих решений Смолиной, в целом не разошелся во мнении с М. Сабининой и Г. Цыпин. Сохраняя более объективный тон, он писал: «Что характеризует лауреатку парижского конкурса? Прежде всего — всесторонняя, детальная и тщательная продуманность целого, умный и точный художественный расчет. В искусстве Смолиной практически нет места внезапным импровизационным „наитиям“: здесь сведено к минимуму все неожиданное и случайное, что рождается иной раз „сиюминутными“ капризами артистического настроения. Пианистка ясно и четко осознает свои интерпретаторские намерения и — надо отдать ей должное — в большинстве случаев действительно достигает желаемого».
Оба рецензента склоняются и к тому, что наиболее близок артистке мир умиротворенной лирики. Разночтения, и то незначительные, можно усмотреть в оценке профессиональных достоинств пианистки. Г. Цыпин продолжает: «У Смолиной вполне добротный и крепкий технический аппарат, имеющий более импозантный вид в аккордово-октавных видах фактуры… Мелкая пальцевая техника артистки несколько уступает „крупной“: ей порой недостает легкости, прозрачности, воздушности».
Впрочем, и с тех пор, когда были написаны эти строки, прошло уже немало времени (наши исполнители не избалованы частыми рецензиями), принесшего пианистке новые художественные приобретения и в репертуарном, и в гастрольном, и в чисто профессиональном отношениях. Гармоничный склад ее творческой натуры, пластичность пианистической манеры, целеустремленность творческих исканий позволяют артистке точно и свободно ориентироваться в различных стилистических плоскостях. И потому ее концертные программы вызывают неизменный интерес и у советских любителей музыки, и за рубежом.
Остается добавить, что спустя два года после конкурса Смолина окончила Московскую консерваторию, а затем, до 1971 года, училась у своего профессора в ассистентуре-стажировке.
Л. Григорьев, Я. Платек
Источник: Современные пианисты, 1990 г.
