В Опера де Пари прошла мировая премьера оперы Маттиаса Пинчера «L'Espace dernier» ("Последнее пространство"). Современная музыка - нерасхожий товар, так что в нынешнем сезоне «Бастилии» (новом здании Парижской оперы) было запланировано всего шесть представлений. Такая постановка - сплошной убыток, но одновременно и показатель уровня и амбиций театра, элемент его фирменного стиля.
Маттиас Пинчер - 33-летний немец с фантастической для наших дней композиторской карьерой. Первую свою оперу - "Thomas Chatterton" - он написал в 22 года, получив для этого соответствующий грант (вообще всевозможные гранты, призы, стипендии и иные формы материальной помощи, помогающие выжить современному таланту, можно, как по справочнику, изучать по его биографии). В 1998 году "Thomas Chatterton" был поставлен в Дрездене, а еще через пару лет - в Венской Фольксопере. В 1997 году Зальцбургский фестиваль, любивший в те годы поддерживать молодых, посвятил Пинчеру специальную серию концертов, где дирижировал, в частности, Кент Нагано. Дальше за его музыку взялись Аббадо, Эшенбах, Донаньи. А на очереди уже стоят Люцернский фестиваль, Чикагский симфонический оркестр и главный берлинский маэстро Саймон Рэттл. Не так давно добралась его музыка даже до Москвы, правда, до очень немноголюдного и элитарного ее места - в Бетховенский зал Большого театра вокальный цикл Пинчера привезла молодая немецкая певица Клаудиа Барайнски. Не исключено, что она хотела продемонстрировать московской публике нечто самое модное.
О музыке Пинчера действительно проще говорить как о модной, чем как о современной. По крайней мере это совсем не та кусачая и дразнящая современность, которая сложилась в представлении рядового потребителя искусства. Несмотря на то что редкие недовольные слушатели все же покидали зал "Бастилии", не дождавшись окончания новой оперы, его музыка - это совсем не больно, а напротив, приятно. Пинчер работает не с музыкальным языком (как это делали его предшественники), не со стилями и контекстами (как это больше распространено у нас), а с музыкальным пространством, его объемами, формами, соприкосновениями и перетеканиями. Это своего рода дизайн музыкального пространства, поражающий красотой, технологичностью и комфортом.
Вполне подходит к такой эстетике и название его оперы - "Последнее пространство". Первое, что в ней заметно, это устроенный композитором эффект Dolby Surround - на боковых балконах и в глубине сцены рассажены три виолончели, один контрабас и несколько ударников. Вообще-то она посвящена поэту Артюру Рембо, его поэзии и жизни. Это было довольно смело со стороны немца Пинчера - браться за один из самых дорогих французскому сердцу мифов. Но откомментирован там этот миф предельно абстрактно. Это скорее не очередное исследование жизни и творчества, а лишь красивое и ненавязчивое их эхо.
В опере (к которой Пинчер сочинил не только музыку, но и либретто) нет ни имен, ни сюжета. Текстовые фрагменты взяты из стихов Рембо, его писем и дневников двух его сестер Витали и Изабель. Обе сестры в опере объединены в одну разговорную роль - "женщина" (Ан Бенан). Под "мужчиной" (Жан Саспорт) - еще одна роль, которую не поют, а только декламируют - подразумевается Джами, юноша из племени харари, с которым Рембо долго жил в Африке.
Все остальные участники представления уже совсем не имеют никакого отношения к конкретным людям. Это просто игра богатого воображения. Как ни странно, в мужском мире Рембо больше всего женщин - полтора десятка белых и одна негритянка, которой по ходу действия остальные устраивают довольно жестокую разборку (случайно или нет, но стоящий за пультом чернокожий дирижер Кваме Риян тоже намекает на африканскую тему в судьбе поэта).
В целом благодаря эффектным перемещениям женской массы по сцене опера больше напоминает балет (постановщик, сценограф и мастер по свету - Мишель Симон, хореограф - Рон Торнхил). Через весь спектакль проходит мотив буквы, знака, письма, книги. Женщины пишут на стенах мелом. На женщинах пишет своим лучом видеопроектор. Еще один мотив - раздвоения, точнее, размножествления. Женский крик переходит в звук фортепиано и скрипки, женские тени, отслаиваясь от своих носительниц, начинают с помощью современных технических средств свою жизнь. Все размыто и неуловимо. Рембо обижаться на Пинчера совершенно не за что.
Екатерина Бирюкова, izvestia.ru
