«Парсифаль» в Берлинской Штаатсопер
Любой кинорежиссер хотя бы раз в жизни ставил или мечтает поставить оперу или драматический спектакль. Но их театральные постановки, как правило, проваливаются: в театре нужно иначе работать с актерами и, выстраивая композицию спектакля, помнить, что уже не удастся в последний момент все перемонтировать заново. Зато оперные спектакли порой получаются очень интересными. Кинорежиссеры умеют создавать эффектные и запоминающиеся картины, а это как раз то, в чем опера остро нуждается. Поэтому оперные интенданты часто приглашают их на постановки. Бернд Айхингер — режиссер, сценарист и продюсер — был одним из тех, кто держался в стороне от театра. Директор Берлинской Штатсопер Петер Муссбах и главный дирижер театра Даниэль Баренбойм больше трех лет уговаривали его что-нибудь поставить. Айхингер сдался на их уговоры, когда ему предложили вагнеровского «Парсифаля». И стал в пятьдесят пять лет оперным режиссером-дебютантом.
Собираясь на премьеру, критики были в замешательстве. Конечно, режиссер фильмов «Любовники Розмари», «Дьявол и госпожа Д.», «Россини» и многих других, председатель наблюдательного совета «Constаntin Film AG» и обладатель тринадцати «Оскаров», проводящий жизнь между Германией и Голливудом, не может оказаться профнепригодным, работая в другом виде искусства. Но они хорошо помнили, что произошло, когда в оперный театр пригласили другого известного немецкого кинорежиссера — Дорис Дерри. Она обещала «преобразить театр средствами кино», но так и не смогла придумать ничего интересного. Только одела героев «Риголетто» Верди в костюмы из фильма «Планета обезьян». Критикам было интересно, как справится Айхингер с ключевой для «Парсифаля» сценой из второго действия, когда колдун Клингзор бросает в Парсифаля священное копье, но оно замирает в воздухе прямо над головой юноши, он хватает копье, осеняет крестным знамением, и замок колдуна превращается в руины, а его власти приходит конец. В кино эту сцену сделать проще простого. Но в театре, где самые совершенные приспособления не могут заменить киномонтажа, она становится камнем преткновения для всех постановщиков. Удастся ли Айхингеру решить эту задачу?
Режиссер блестяще справился со всеми трудностями. И создал в своем спектакле странный, призрачный мир, позволяющий по-новому воспринимать оперу-мистерию Вагнера. Айхингер говорит, что главная тема его «Парсифаля» не религиозное мученичество и подвиг во имя Грааля, а «влияние на людей добрых и злых энергетических потоков, наполняющих мир». Сейчас, когда мир становится все более и более расцерковленным, а религия перестала играть прежнюю роль, каждый человек относится к этим потокам по-разному. Кто-то падает в молитвенном экстазе перед чашей Грааля и считает короля Амфортаса (Роман Трекель) святым мучеником, кто-то переходит на сторону колдуна Клингзора (Йохен Шмекенбехер). (В спектакле Штаатсопер он похож на Мефистофеля из оперы «Фауст».) То, что одному может показаться божественным предзнаменованием или карой, для другого — всего лишь странный фокус.
Декорация (художник Йенс Килиан) похожа на голливудские фильмы в жанре фэнтези: на сцене интерьеры старинного замка, упавшая каменная колонна, покрытая письменами, и старинный резной трон. Замок Грааля окружен хороводом мерцающих голубых огней. От этого кажется, что он в любой момент может исчезнуть. Время от времени прожекторы освещают задник с огромной головой Спасителя в терновом венце, который смотрит на мир печальными глазами. Рыцари носят тяжелые металлические латы, а прекрасная Кундри (Моника Шустер), соблазняющая Парсифаля, меняет наряды, как Одетта-Одиллия из «Лебединого озера». Сначала она появляется в черной маске и пышном прозрачном платье, похожем на пачку Черного лебедя. В финале выходит в скромном белом. Парсифаль (Букхард Фритц) в спектакле Айхингера — нормальный человек, не похожий на рыцаря без страха и упрека, каким обычно изображают этого героя. Обстоятельства сложились так, что на юношу возложили священную миссию. Он выполняет ее, не испытывая от этого особого восторга. Просто делает то, что от него ждут. Эта эстетика не противоречит музыке Вагнера. Певцы блестяще исполняют свои партии. Дирижер Даниэль Баренбойм, виртуозно управляющий оркестром, доволен тем, что ему удалось уговорить режиссера на постановку.
Айхингер освоился в театральном пространстве настолько быстро, будто всю жизнь занимался только оперой. Он виртуозно работает со светом, меняя цвет и освещение задника и площадки, создает необычную атмосферу и даже рисует «световые портреты» героев: Клингзор появляется в красных лучах, Кундри — в ярко-фиолетовых, отказавшись от помощи волшебника, она теряет свою световую ауру, превращаясь в обычную девушку. И превратил рабочих сцены в команду, работающую как часы. В некоторых эпизодах декорации сменяются так быстро, будто за сценой работают не монтировщики, а киномонтажеры. Но интереснее всего получился эпизод с летящим копьем. В этот момент сцена перегорожена по диагонали молочно-белой стеклянной стеной. На ее фоне появляется черная тень Клингзора. Колдун бросает копье, и в этот момент прожектора освещают Парсифаля, держащего копье в руках. Фотограф, побывавший на генеральной репетиции за кулисами, утверждает, что никто не подает герою копье. Откуда оно берется — неизвестно. Айхингер не раскрывает секрет этого трюка. Он всерьез увлекся оперным искусством и говорит в интервью, что скоро поставит еще одну оперу, причем новый проект интересует его гораздо больше, чем уже запланированная экранизация романа Зюскинда «Парфюмер».
Светлана Семенова
