Рахманинов. Романсы, Op. 14

12 Romances, Op. 14

Композитор
Год создания
1896
Жанр
Страна
Россия

«Я жду тебя» (слова М. А. Давидовой)
«Островок» (слова К. Д. Бальмонта)
«Давно в любви отрады мало» (слова А. А. Фета)
«Я был у ней» (слова А. В. Кольцова)
«Эти летние ночи» (слова Д. М. Ратгауза)
«Тебя так любят все» (слова А. К. Толстого)
«Не верь мне, друг» (слова А. К. Толстого)
«О, не грусти» (слова А. Н. Апухтина)
«Она, как полдень, хороша» (слова Н. М. Минского)
«В моей душе» (слова Н. М. Минского)
«Весенние воды» (слова Ф. И. Тютчева)
«Пора!» (слова С. Я. Надсона)

Сергей Васильевич Рахманинов / Sergei Rachmaninoff

Цикл из двенадцати романсов ор. 14, отделенный от предыдущего вокального опуса трехлетним промежутком, свидетельствует о более высокой ступени творческой зрелости композитора. В нем получают отражение новые мотивы рахманиновского творчества, возникающие во второй половине 90-х годов. Правда, в целом этот цикл довольно разнороден по характеру образов и лишен внутреннего единства. Неравноценны в художественном отношении поэтические тексты, использованные Рахманиновым. Среди их авторов мы встречаем признанные в русской литературе имена Ф. И. Тютчева, А. А. Фета, А. В. Кольцова, А. К. Толстого, С. Я. Надсона, А. Н. Апухтина и менее значительные, хотя модные в свое время фигуры Д. М. Ратгауза, Н. М. Минского и К. Д. Бальмонта, недавно появившегося на литературном горизонте. Отсюда жанровая, а отчасти и стилистическая пестрота цикла, говорящая о разнообразии творческих исканий композитора.

Такие романсы, как «Тебя так любят все» на текст А. К. Толстого или «О, не грусти» на стихи А. Н. Апухтина, близки элегической романсной лирике Чайковского. Эта близость проявляется в задушевной мягкости вокальной мелодики, соединяющей плавную напевность и широту развития с декламационной заостренностью отдельных фраз, и в некоторых особенностях фортепианного сопровождения. В первом из этих романсов особенно выразителен «диалог» вокальной партии и фортепиано, образуемый контрапунктированием двух разных мелодических линий. Вместе с тем по некоторым типично рахманиновским оборотам сразу же можно узнать авторский «почерк». Такова начальная фраза романса «О, не грусти!», служащая его основным интонационным зерном. Подчеркнуто патетическую окраску придает ей знакомая нам «рахманиновская гармония»:

Своеобразное преломление ориентальной тематики мы находим в романсах на стихи Н. М. Минского — «Она, как полдень, хороша» и «В моей душе». В отличие от элегического «восточного романса» Рахманинова «Не пой, красавица», они проникнуты светлым созерцательным настроением. Если искать параллелей в классической вокальной литературе, то можно указать на такое произведение, как «Восточный романс» Даргомыжского на пушкинские слова («Ты рождена воспламенять»). По характеру изложения оба рахманиновских романса более или менее однотипны. Оцепенение блаженства передается в них медлительно-размеренным, неизменным характером ритмического движения, чувственной насыщенностью и статичностью гармонического колорита, густой звучностью низкого женского голоса в теплом контральтовом регистре (Романсы «Она, как полдень, хороша» и «В моей душе» посвящены Е. А. Лавровской. Вероятно, Рахманинов при их сочинении учитывал особенности голоса певицы, отличавшегося густотой и сочностью звучания низкого регистра.). В романсе «Она, как полдень, хороша» ощущение статики и застылости подчеркивается равномерным повторением в басу тонического звука es на всем его протяжении (за исключением двух тактов). Отсутствие модуляций возмещается богатством ладовых наклонений внутри единой тональности, постоянной сменой гармонического, натурального мажора и одноименного минора. В начале второй строфы, где образу загадочной красавицы с «нестрадавшей душой» противопоставляется жизнь, наполненная борьбой и горем, в вокальной партии появляются драматические интонации, а короткие «всплески» у фортепиано предвосхищают возникающий далее в тексте поэтический образ моря, влюбленного в безмолвный берег. Но эта вспышка драматизма быстро угасает, и музыка снова приобретает характер томной, страстной неги.

В сходном по фактуре романсе «В моей душе» «эмоциональная кривая» несколько иная. Она развивается по линии все большего нарастания страстного чувства, которое достигает кульминации в конце второй строфы, на словах: «Ах, если б я тем знойным солнцем зажечь твой взор холодный мог!» Замечательно выразителен контрапункт вокальной мелодии и широкой, длительно развивающейся мелодической линии у фортепиано, которая возникает сначала как слабое, отдаленное эхо, а затем звучит все ярче и напряженнее, приобретая значение, равноправное с партией голоса.

Пленяет своей тонкостью поэтичная вокальная миниатюра «Островок» на слова К. Д. Бальмонта. Романс этот, необычайно лаконичный и по размеру (всего 24 такта) и по использованию выразительных средств, производит впечатление прозрачной акварели. Сдержанная, плавно текущая вокальная мелодия напевно-декламационного характера с неизменным возвращением к одному звуку и такое же размеренно неторопливое, скупое по изложению фортепианное сопровождение создают настроение светлого, безмятежного покоя. Только на словах «Здесь еле дышит ветерок» движение несколько оживляется, ровные четверти в аккомпанементе сменяются тихо колышущимися триолями восьмых, звучащими как еле заметное дуновение легкого, ласкового ветерка. В отличие от изобразительной насыщенности некоторых более ранних рахманиновских романсов, здесь экономия средств доведена до предела, и композитор не допускает ни одного лишнего штриха.

Один из замечательнейших образцов камерного вокального творчества Рахманинова — романс «Весенние воды» на стихи Ф. И. Тютчева. Он весь словно залит солнечным светом и проникнут чувством радостного подъема и ликования. В этом романсе впервые у Рахманинова так ярко проявились те «весенние» настроения, которые начинали все отчетливее слышаться в русском искусстве с середины 90-х годов. Именно в эти годы Левитаном были созданы наиболее мажорные по звучанию из его пейзажей (например, «Март» или «Свежий ветер»). Подобно живописным полотнам Левитана, романс Рахманинова нес в себе более широкое содержание, чем просто картины природы. Современник композитора свидетельствует, что в пору нарастания революционного движения в 1900-х годах этот романс стал «символом общественного пробуждения». Как верно отмечает А. Д. Алексеев, в вокальной партии романса дан «органичный сплав мелодики песенно-лпрической с гимническо-героической». Интонации «кличей», «зовов», отмечавшиеся нами в ряде предыдущих рахманиновских сочинений, приобретают здесь особенно активный, волевой характер. Подвижные, бурлящие пассажи фортепианной партии и общий звенящий колорит музыки довершают образ, полный энергии и неудержимого стремления вперед.

Рост активных, жизнеутверждающих настроений в творчестве Рахманинова сказался и на некоторых других романсах этого цикла. Среди них можно назвать «Не верь мне, друг!» на стихи А. К. Толстого, неоднократно привлекавшие внимание русских композиторов. На этот текст Чайковским был написан один из романсов его первого вокального цикла, помеченного ор.6; уже после Рахманинова к тому же стихотворению обратился Римский-Корсаков (Романс Римского-Корсакова входит в состав его цикла «У моря», созданного в 1897 году.). Их произведения различны по своей эмоциональной окраске: у Чайковского преобладают элегические тона, у Римского-Корсакова колорит музыки спокойный, безмятежно светлый. Но в принципе оба композитора одинаково «прочли» поэтический текст, придав своим произведениям характер интимного, ласкового уверения. Иначе поступает Рахманинов. Основой его романса становится образ бурно стремящегося к берегам моря, служащий в стихотворении Толстого всего лишь поэтической метафорой: непрерывная линия нарастания ведет к патетически-восторженной кульминации на словах «И уж бегут с обратным шумом волны издалека к любимым берегам», усиливаемой большим фортепианным заключением.

Романс «Не верь мне, друг!» нельзя отнести к лучшим образцам вокального творчества Рахманинова. Чайковский несомненно более чутко уловил поэтическую интонацию Толстого и сумел найти более тонкие и разнообразные оттенки для ее музыкального воплощения. Но для характеристики новых настроений рахманиновского творчества 90-х годов этот романс очень показателен.

Ощущением полноты, радости жизни, бурного «кипения сил» проникнут и романс «Эти летние ночи» на слова Д. М. Ратгауза, в основе которого лежит одна интонация, впервые появляющаяся на последнем слове строки «Эти летние ночи прекрасные» и приобретающая в заключительной кульминации характер восторженного клича. Музыка значительно расширяет емкость поэтического образа, причем особую роль в этом плане играет фортепианная партия.

Завершает цикл страстно взволнованный, драматический романс «Пора!» на стихи С. Я. Надсона. В тексте надсоновского стихотворения, обличающего ничтожество и порочность окружающего мира, Рахманинов подчеркивает активное, зовущее начало. Лейтмотивом романса становится волевая, призывно-фанфарная фраза, которая мощно и грозно звучит в первых тактах, подчеркивая начальные слова текста: «Пора! Явись, пророк!»:

Общий приподнято-патетический тон этого романса, а отчасти и самый характер музыкального изложения напоминают знаменитый этюд dis-moll Скрябина. То, что Рахманинов непосредственно сопоставил такие два произведения, как «Весенние воды» и «Пора!», поместив их в конце цикла, было весьма знаменательно. Радостное чувство обновления, как и гневный протест против господствующей лжи и лицемерия, жажда действия и борьбы, рождались атмосферой начинающегося общественного подъема, веяния которого чутко улавливались композитором.

Ю. Келдыш

реклама

вам может быть интересно

Гендель. Органные концерты Камерные и инструментальные

рекомендуем

смотрите также

Реклама