Владимир Ашкенази: «Искусство зашло в тупик»

Владимир Давидович Ашкенази

Один из самых известных в мире дирижеров пианист Владимир Ашкенази признался, что ему ставится страшно за будущее серьезной музыки. Ашкенази, уехавший из Советского Союза более 40 лет назад, завоевал признание Запада, дирижируя ведущими оркестрами Европы и США, и вот теперь переместился на Восток, став музыкальным директором главного симфонического коллектива Японии - оркестра радиотелевизионной корпорации NHK. Он не верит, что сегодня в России возможна демократия, но возлагает надежды на следующие поколения. О своих взглядах на современное искусство и события в покинутом отечестве музыкант рассказал после серии своих «инаугурационных» концертов в Токио.

Уход в хаос

— Как вам работается на новом месте?
— Очень приятно. Оркестр очень дисциплинированный. Вы знаете японский менталитет. Они очень серьезно работают, но и гибки тоже.
— Вы осваиваете японский язык?
— Нет, даже не пытаюсь.
— Сколько времени вы собираетесь проводить с оркестром?
— В год шесть-семь недель и заграничные турне - дней десять. Они входят в эти шесть-семь недель.
— В программе ваших японских концертов много произведений всем известных композиторов - Бетховен, Чайковский, Шуман, Штраус, но практически нет музыки современников.
— Я очень много думаю насчет современной музыки. Часто обсуждаю этот топик со многими знающими людьми - музыкантами и не музыкантами. Мне кажется, что серьезная музыка - я называю это всегда серьезной, а не классической музыкой - зашла в тупик. Трудно объяснить, почему. В какой-то момент, в начале ХХ столетия для того, чтобы композитору идти куда-то вперед, а не идти назад, к музыке 19 века, ему нужно было искать какие-то новые... Как сказать: «sources of sound»?
— Источники звука.
— Источники звука и не только новые источники звука. Им нужно было иметь абсолютную свободу делать то, что им хочется делать. Total licence - абсолютное разрешение на все. На все что угодно: любые диссонансы, любые обороты, любые источники звука. Абсолютная permissiveness. Есть такое слово? To permit - это разрешать. Может быть, по-русски нет такого. Или что-то есть довольно близкое.
— Вседозволенность? Беспредельная свобода…
— Да. И если в музыке получается беспредельность, то эта свобода уже становится препятствием для того, чтобы что-то выразить. Это уже уход в... Как бы найти хорошее слово? ...в хаос такого порядка, где уже почти нет смысла. Единственный смысл - это делай-все-что-хочешь. Но ведь искусство должно как-то отражать то, что мы собой представляем в нашем эмоциональном существовании. А мы абсолютно свободными быть не можем, потому что у нас всегда есть рамки и лимиты. И вот эта конфронтация между тем, что возможно и что невозможно, рождает нечто очень важное и интенсивное, что-то со смыслом и с сущностью. Поэтому, мне кажется, искусство, которое устремилось в этот беспредел, зашло в тупик. Беспредел становится тупиком. Это как будто противоречие. Но получается, что это так.
— Тем не менее, во всем этом движении к хаосу, есть вещи, которые вам кажутся интересными? Кого вы можете выделить из современных композиторов?
— Тору Такэмицу (Toru Takemitsu, японский композитор, 1930-96) мне очень нравился всегда. Есть английский автор Оливер Нассен (Oliver Knussen) - очень интересный. Джон Адамс (John Adams), американский композитор.
— Эти композиторы не относятся к тем, кто уходит в хаос?
— Нет, они в эту категорию не входят. В последние месяцы я накупил довольно много компактных дисков современной музыки. И начал слушать, чтобы у меня была возможность отвечать на такие вопросы. Я могу с определенной долей уверенности сказать, что Адамс, Нассен, Такэмицу - композиторы с какими-то пределами, каким-то ядром выразительности и смыслом. Остальное идет куда-то.. Страшно становится.
— Но у авторов современной музыки все же есть слушатели.
— У тех композиторов, о которых я говорил, есть. У других - люди придут один раз и думают: «Зачем мы пришли». Очень сложно набрать публику на концерты современно музыки.

«Рахманинов – музыка для фильмов»

— Ранее, говоря о великих композиторах, вы сказали, что Бетховен это квинтэссенция германской музыки, а квинтэссенция русской музыки - это кто?
— Между Мусоргским и Рахманиновым. Я очень люблю Чайковского, но у него немножко по-другому. Самая выразительная русскость - у Рахманинова и Мусоргского. У Мусоргского такая сермяга идет. А у Рахманинова абсолютно… Слова находить трудно, особенно по-русски, я так редко говорю.... Unselfconscious. Абсолютно спонтанная выразительность. Непредвзятая, спонтанная выразительность Рахманинова - очень русского характера. У него такая широта выразительности, какой нет ни у Чайковского, ни у кого другого.
— Вы говорите, что чувствуете себя гражданином мира, оставаясь при этом русским. В чем конкретно проявляется русская натура человека, которому родина – Земной шар. Это мешает или помогает?
— Конечно, очень многие мои ментальные процессы идут от России, моего детства, юношества. Но очевидно, что после 40 лет на Западе они модифицировались. Они не могут оставаться абсолютно такими же. Когда я чувствую в себе что-то оттуда, то я сразу отдаю себе в этом отчет: "Правильно ли я мыслю, правильно ли я чувствую?" Я вовсе не считают русскую музыку приоритетом моего существования. Конечно, моя любовь к ней всегда будет. Я думаю, что ощущаю ее всем существом. Но я также всем существом ощущаю колоссальное количество западной музыки. Я чувствую, что у меня много направлений в моих… симпатиях. Хотя мне не нравится это слово. В моей.. В моем интенсивном отношении к музыке. На Западе, кстати, часто очень снисходительно смотрят на русскую музыку. Про Рахманинова говорят: «Это музыка для фильмов». Чехи, даже чехи! Я дирижировал вторую симфонию с Чешской филармонией в турне и спросил одну скрипачку: "Как вам нравится?" Она мне снисходительно: "Да, вообще красиво... музыка для фильмов". Я ей не ответил вообще, я отошел. Всегда эта лестничная мудрость. Если бы я только подумал, то сказал бы: «Дворжак в таком случае тоже из этой области. Если даже Рахманинов - музыка для фильмов, то Дворжак уж наверняка». Очень снисходительно смотрят на русскую музыку.
— Как вы это можете объяснить?
— Трудно сказать, зависит от многих обстоятельств. Очень откровенная музыка. Хотя все не стоит на месте. Десять лет я был главным дирижером в Берлинском филармоническим оркестре и в последний год решил включить в программу симфоническую поэму "Остров мертвых". Рахманинов сочинил ее в России перед отъездом. На первой же репетиции музыканты пристали ко мне: "Какое замечательное произведение, почему мы раньше его не играли". В декабре я записываю три диска Рахманинова: Третья симфония, Вторая симфония, "Остров мертвых" и, чтобы заполнить диск - еще одно произведение: у него есть поэма "Утес", не такое гениальное произведение, но мне очень нравится и потом еще "Цыганское каприччо". Он все время к цыганам ездил в таборы, пил вино, смотрел на их танцы и слушал их музыку, написал цыганское каприччо.
— Какие CD вы покупаете, если не считать классику.
— У меня нет ни одной записи «поп-музыки». Джаз есть, но мало.
— Какой джаз.
— Каунт Бейси /Count Basie/. Эррол Гарнер /Erroll Garner/. Элла Фицджеральд. Элла пела необыкновенно, она так одарена была, музыкально, красиво с выразительностью. Андре Превин, был такой музыкант.
— Джаз вас интересует только как слушателя, сами не играете, как Превин.
— Нет. Этому нужно учиться. Я мог бы, очевидно, но времени нет.

Все идет зигзагами

— Как вы относитесь к тому, что происходит сейчас в России? Раньше вы говорили, что вам не нравится, как Запад оценивает перемены у нас.
— Вы знаете, меня очень раздражают комментаторы на Западе, которые пишут о России, но мало понимают, мало знают и делают обобщения, которые никому не нужны и которые только осложняют весь процесс.
— Процесс чего?
— Процесс отхода от коммунизма. От страны "победившего социализма, которая на всех парах мчится к светлому будущему коммунизма», как нас учили. Но попробуйте отойти от 75 лет советской власти. СССР перестал существовать официально в 1991 году, т.е. 13 лет прошло. Это даже поколения нет, а сейчас ругают Путина, что нет демократии в России. Кто бы ни был у власти, демократии не может быть в данный момент. Демократии нужно еще два или три поколения. А Путин - тоже человек, который в демократии никогда не жил, он был в КГБ. Его взгляд на мир связан с Советским Союзом. Может быть, он хочет от этого отойти. Я его не знаю, но уверен, что отойти от этого очень трудно, если большую часть жизни вы прожили при диктатуре и работали к тому же в КГБ, которое поддерживало эту систему. Наверное, у него есть сильное желание от этого отойти, но это не значит, что он может это сделать. Правда, то, что он сделал из-за террора - изменил соотношение власти – я не уверен, что это неправильный шаг. Может, это как раз правильный шаг. Все идет зигзагами. Ситуация страшная - с этим террором. Страна - огромная и иметь контроль над такой страной очень трудно. Нужна сильная власть. Наверное, когда Путин сделал этот шаг (решил отменить прямые выборы губернаторов и т.д.), он знал, что его будут критиковать на Западе. Но, очевидно, это единственно правильный вариант в данный момент. Я не думаю, что он сделал это из-за того, что ему нужна власть. Она у него и так есть.
— С годами люди часто меняются далеко не в лучшую сторону. При этом всякий нормальный человек, как мне кажется, все-таки хотел бы избежать этого, но не у всех получается. Каково ваше средство.
— Совесть, есть такое понятие в русском языке - совесть. В английском есть такое понятие?
— Conscience.
— Ну, это не совсем то же самое. Совесть - это более тяжелое, глубокое, более сложное, какое-то вечное понятие, ко многому обязывает. Сказать: «Потерял совесть» или "Потерял conscience", - разве это то же самое?
— Что вас оберегает от потери совести.
— Воспитание. Моя мать русская, отец еврей, но он со мной мало занимался. У матери было семь сестер и один брат - Николай, который погиб под Берлином в начале мая, за неделю до окончания войны. Он был в танках. Ему было 19 лет. Представляете, как его все сестры любили... Бабушка моя очень часто приезжала к нам. Она жила в Городце около Горького. Знаете Городец? Она приезжала довольно часто. Потрясающая женщина была. Скромная. Какая-то не от мира сего. По-моему она родила 10 или 11 детей. Девять остались. Всю жизнь рожала. Замечательная женщина. Однажды я ехал играть куда-то из Москвы на поезде. Она меня проводила на вокзал и стала плакать. Я говорю: "Бабушка, что ты плачешь, я же послезавтра приеду". "Я уж привыкла, - говорит, - прощаюсь с кем-то, кто уезжает, и всегда плачу". Я приехал два дня спустя она опять плачет, потому, что она нас встречала. Такая была русская душа.

Владимир Ашкенази родился в Горьком 6 июля 1937 года. Занимался на фортепиано в Центральной музыкальной школе и Московской консерватории. В 1955 году он занял второе место на конкурсе им. Шопена в Варшаве, в 1956 году - первое место на Конкурсе им. королевы Елизаветы в Брюсселе, а в 1962 - получил первый приз на московском конкурсе им. Чайковского. За год до этого он женился на исландкой пианистке Торунн Джоаннсдоттир (Thorunn Johannsdottir), приехавшей на стажировку ко Льву Оборину, а в 1963-м они с двухлетним сыном Вовой (на западе Vovka) уехал на гастроли в Лондон и больше в Советский Союз не вернулись. Ашкенази вскоре получил гражданство Исландии. За границей он сразу начал активно выступать с сольными концертами. По признанию самого маэстро, "работал как раб, чтобы доказать свое право на профессиональное существование, потому что на Западе мои награды мало кого интересовали". За четыре десятилетия записал практически все крупные фортепьянные произведения. Неоднократно награждался премиями Грэмми, в том числе в 1999 году за диск Прелюдий и фуг Шостаковича как за "Лучшее инструментальное сольное исполнение". Дирижировать начал в конце 1970-х. "Симфонический оркестр всегда интересовал меня гораздо больше, чем рояль, - говорит Ашкенази, - изначально планов на дирижерскую карьеру не было. Мы 10 лет жили в Исландии и там у меня был оркестр довольно низкого уровня, затем в Англии. Опыта у меня было мало. Но постепенно я научился, и меня стали приглашать в оркестры". Среди них - Лондонский филармонический, Королевский филармонический, Кливлендский, Чешский филармонический. В качестве приглашенного дирижера маэстро выступал с таким знаменитыми коллективами, как Берлинский филармонический, Бостонский симфонический, Лос-Анджелесский филармонический оркестры, амстердамский оркестр Консертгебау и проч. Контракт с оркестром NHK подписан на три года. Следующей осенью японский оркестр под руководством Ашкенази отправится в Европу. Дирижер сообщил, что с радостью примет предложение выступить в России, но пока таковых не поступало.

Сергей Мингажев, ИТАР-ТАСС

реклама