На другом полюсе от «Опергруппы»
Сознаюсь, с детства кроме оперы любила ещё и балет: старый, добрый, классический. «Жизель» Адольфа Адана особо трогала не только трагико-романтическим сюжетом, но и прекрасной музыкой, незабываемым альтовым соло в Адажио второго акта. Поэтому анонс о предстоящей премьере в Большом зале Московской консерватории оперы Александра Журбина «Альберт и Жизель», созданной на тот же сюжет, в основе своей принадлежащий Теофилю Готье, возбудил немалое любопытство.
Практически повторяет основную интригу балета первая опера великого Дж. Пуччини «Виллисы», поставленная в 1884 году, но музыка её, банально-приятная и лёгкая, полностью побеждена позднейшими шедеврами маэстро. Скорее она стала достоянием музыковедов, даже редкие постановки 20 века не сделали «Виллис» репертуарными. Примера, когда на сюжет популярного балета создавалась опера в наши дни, не вспоминается, хотя обратный вариант — музыка и персонажи классической оперы становятся источником вдохновения для балетмейстеров и композиторов-аранжировщиков — очень востребован. Здесь и «Кармен-сюита» Бизе — Щедрина, и многочисленные «Дамы с камелиями» по мотивам «Травиаты» Дж. Верди, и даже балеты «Онегин» и «Пиковая дама» пусть и не на мелодии одноимённых опер, но используя симфоническое наследие того же П. И. Чайковского.
Александр Журбин в своих анонсах-интервью обещал показать традиционную оперу в лучшем смысле, для широкой публики. Что ж, он сдержал своё слово.
Музыка «Альберта и Жизели» мелодична и красива, более того, она написана с предельно бережным отношением к голосу и пониманием вокальной природы,
что не часто для композиторов даже ушедшего 20-го века, не говоря уже о нынешнем.
Едкие на язык оркестранты после генеральной репетиции так высказывали своё мнение о музыкальном языке оперы: «Что-то из серии «Угадай мелодию». А вот и не соглашусь! Явных заимствований не услыхала, а стилистические «приветы» от самых разных классиков ставить во грех автору не будем. Если постараться, то и у Верди можно найти почти «плагиат» от Чайковского (кто у кого?) и уж точно от Доницетти (знаменитый марш в «Аиде» родом из «Полиевкта»), у самого Чайковского – от Бизе и Массне, а во времена Баха и Моцарта похожесть отдельных тем вообще считалась нормой.
Итак, привычная номерная структура, чередующиеся арии, дуэты, хоры, оркестровые фрагменты. Обилие фольклорных мотивов, то французских, то почти испанских. Тонкая стилизация под непонятно какой романтический век — от 16-го по 18-й, не важно. Но при этом неуловимый аромат добротной советской киномузыки, безо всякой иронии, а с ностальгией. Интересная, вкусная оркестровка. Экзотика в виде синтезатора присутствует только в финале, как особый тембр потусторонних сил — виллис. Лейттембр Жизели — английский рожок —узнаваемо напомнил о том же оркестровом спутнике Дездемоны у Верди.
К сожалению, уже на увертюре стало понятно, что партитура разучена оркестром Государственной академической симфонической капеллы России «на живую нитку». Многие места достойны более тонкой проработки, нюансов. Жирно-смачное, чуть «лохматое» звучание превалировало и у хора, и у оркестра, подчас забивая солистов. Странно, что такой баланс выстроил Валерий Полянский — один из лучших наших хормейстеров, который о вокальной природе, по идее, знает более других коллег-дирижёров.
Вообще, концертное исполнение — проверка на прочность даже для признанных оперных названий.
Не всякий опус прошлого выдерживает это испытание, особенно если исполнители не супер-звёзды, а просто крепкие профессионалы. Как правило, возникают длинноты, не скрашенные действием. Этого, на мой взгляд, не избежала и сегодняшняя премьера. Извините, но «слишком много», подчас, бывает и в Вагнере, и в Рихарде Штраусе, так что — ничего обидного для автора.
Но первое действие, состоящее из 4-х картин, и заканчивающееся сумасшествием и гибелью Жизели, продолжается около 90 минут чистого звучания. Напрашивается антракт! Яркая, выигрышная по музыке картина народного праздника — сбора винограда, длится просто нескончаемо. И разочаровывает своим финалом, потому что про помешательство главной героини с интересом думалось сразу же — в глазах бессмертные кадры с Жизелью Галины Сергеевны Улановой. В опере, где есть текст, и есть традиции сумасшествия от Маргариты в «Фаусте» до Марфы в «Царской невесте» (добавьте в список всех остальных несчастных оперных девушек — Лючию, Офелию и пр.) это место могло стать кульминацией произведения. Увы! Сделав ставку на тенора, а не сопрано, автор наградил Жизель гораздо меньшим количеством сольных номеров, а сцену сумасшествия решил на удивление скупо, где после короткого соло героиня завывает как народная плакальщица вместе с хором, показывая своё потемнение рассудка вокально натуралистично, а не психологически.
Исполнительница партии Жизели, Анастасия Привознова, стала настоящим открытием этого вечера.
Она очень юна, миловидна и стройна почти как балерина, её чистое лирическое сопрано звенит свежестью весеннего колокольчика.
И пусть не всегда идеально выровнены регистры, осторожно пропета была выходная ария « Как хорошо…», но в этом девически прохладном тембре чувствуется потенциал будущей Снегурочки, Джильды, Людмилы и т. д.
Достойной соперницей показала себя и невеста графа Матильда в исполнении Людмилы Кузьминой. Партия невелика, но ария с кастаньетами очень эффектна, и голос молодой певицы — глубокое сочное меццо, почти контральто, прекрасно подошёл для этого образа.
Ещё один интересный женский персонаж — матушка Жизели, как все родители предостерегающая своё чадо от опасного увлечения, и, как всегда, без толку. Людмила Кузнецова со своим «возрастным» глуховатым низким меццо была очень убедительна, танцевальные жанровые куплеты Матушки сорвали дружные аплодисменты.
Анти-героиня, Нежить, Королева виллис — Мирта, появилась только во 2-м действии.
Мария Максакова выглядела и держалась подлинной Королевой.
Удивительно гармоничное сочетание стройной фигуры, мраморно величавых черт лица, изысканного изумрудно-мерцающего платья. И при том — она проживала на сцене образ, даже когда молчала. Одно «маленькое» но:
говорить об оперном голосе Марии Максаковой можно только условно.
Ординарный стёртый тембр, визгливый как бы «отдельный» верх, ощущение, что звука просто мало даже по сравнению с партнёрами. Мудрый Журбин, вместо ожидаемой мистической кантилены, совсем нереальной для Максаковой, одарил Мирту колюче-акцентированной арией в стиле Кащеевны. Получилась скорее мелодекламация.
Среди мужских персонажей, напротив, «свита» явно переигрывала «короля», вернее Графа.
Несколько фраз слуги-оруженосца в исполнении Евгения Либермана дали понять, что у него качественный баритон. А Сергей Топтыгин в роли Генриха, друга детства Жизели, безответно в неё влюблённого, отчаянно ревнующего к Альберту и несправедливо гибнущего в хороводе виллис (в балете его зовут лесничий Ганс) развернул во всей красе не только мощнейший бас-баритон благородной окраски, но и незаурядные актёрские способности. Как дико орал несчастный Генрих, умирая, не сравнится с воплями самых истовых Каварадосси в сцене пыток. Даже малость чересчур: неужели бесплотные покойницы-девицы могут терзать невинного, по сути, мужчину изощрённей шефа тайной полиции Рима?
И, наконец, о главном виновнике — исполнителе партии графа Альберта.
Присутствовал момент интриги: решится ли Николай Басков выйти на сцену Большого зала консерватории без подзвучки?
Вспомнит ли своё академическое прошлое? Кстати, по свидетельству очень придирчивых вокалистов, свой госэкзамен в Академии им. Гнесиных Николай спел действительно на отлично, без скидок на взлетавшую тогда, как ракета, популярность. Но то было в уже историческом далёко, в 2001-м году.
Да, исполнил и сейчас всё по-честному, живьём и «натюрель». Спектакль щедро снимали и записывали, поэтому очень полезно хоть кусочек потом посмотреть по ТВ всем молодым и голосистым, кто мечтает пойти по той же красной дорожке из кросс-оверов (читай «попсы»), клипов, бесконечных теле-шоу, сборных концертов и пр. Кого-то соблазняет, что гонорары наших «звёзд» эстрады за пресловутые корпоративы часто в десятки раз превышают ставки лучших оперных певцов. Даже в самом щедром театре мира — в нью-йоркской «Метрополитен-опере» гонорар самых первачей мировой оперы редко превышает 15-20 тысяч долларов за спектакль, стандартный гонорар же просто хороших солистов на первые роли — 3-5 тысяч минус налоги (в какой-нибудь Германии просто грабительские), в то время как даже потускневшие «звёзды» российского шоу-бизнеса редко получают не то что за концерт, а за корпоратив меньше 50 тысяч.
Но к настоящей Музыке и творчеству всё это уже не имеет никакого отношения.
«Золотой голос России» — яркая иллюстрация тому. Мы часто поднимаем на наших страницах вопрос, как укоротился творческий век теперешних оперных певцов, как быстро стали изнашиваться даже лучшие, правильные и умные голоса. Виной тому и общие для всех проблемы экологии, и бесконечные перелёты артистов, выматывающие их, и жёсткие графики выступлений, и, наконец, «акробатика» современных постановок, заставляющая артистов петь в неправильных, вредных для физиологии вокала позах.
Казалось бы, на эстраде так просто существовать по сравнению с оперой — напевай без напряга в микрофон, частенько и под «фанеру» (авось не заметят), новая песня — прежде всего клип, картинка. Голос склеят в студии хоть по тактам, дочистят все нотки до блеска!
Но на поверку оказывается, что многолетнее микрофонное пение вредит голосу гораздо сильнее бельканто своей «вольной» техникой, необязательностью правильного дыхания. Николай Басков очень давно числится в медийных персонах, потому что рано начал, стал популярным уже в 22-23 года.
Но и сейчас ведь — далеко не старик, в 36 лет для академического вокалиста ещё вполне подходит определение «молодой певец». А голос-то — уже ветеранский…
Преодолеть марафон полноценной оперной партитуры Басков смог без явных срывов и «петухов», но с огромным напряжением. Преобладало зажатое горловое звучание, в туттийных местах не хватало форте, каждая верхняя нота (ля, си-бемоль, не до — Боже упаси!) — как штурм трамплина, всё на крике. Про пиано и мецца воче вообще речь не идёт. Да, партию Николай выучил добросовестно, фальши было мало (чуть — в финальном дуэте), кое-где в речитативах намечалось расхождение с оркестром, но не доходило до явного. Но слушать это горловое, с позволения сказать, пение было очень тяжко…
Отдельная тема — как держался на сцене БЗК этот Граф.
Возможно, это некая маска от зажима перед забытой академической аудиторией. Хорошо, если так. Но вспомнился вечный сюжет — «Портрет Дориана Грея», расплата душой за вечную юность и сладкую миловидность. Таким холодом было сковано отполированное лучшими визажистами лицо «всенародного любимца», так откровенно он скучал, когда пели партнёры, так вальяжно по-хозяйски даже похлопал дуэту Генриха и Жизели, явно давая понять, что на концертном исполнении он «в образе» быть не обязан. И даже очень стройная фигурка в чёрном бархатном пиджачке не вызывала ассоциаций с тем, балетным Альбертом: бессловесные танцовщики в сцене на кладбище каждым жестом выражают раскаяние и страдание. Здесь — человек нёс себя, как подарок публике, уверенный в своей неотразимости.
Но БЗК в тот вечер кроме светской тусовки заполнили и поклонники «Шарманки», и прочих хитов от Баскова. Поэтому истошные женские вопли «Браво» неслись после финальной арии первого акта «Мне белый свет не мил», даже несмотря на то, что, прокричав верхнюю ноту, певец заканчивал номер почти говорком. По сравнению с большинством совсем безголосых и музыкально безграмотных наших эстрадных исполнителей Николай Басков, безусловно, выигрывает, но за такое исполнение оперной арии на зачёте даже в музучилище выше тройки не поставили бы!
Какой жестокий и бескомпромиссный жанр — опера. И предав его однажды, вряд ли стоит возвращаться снова.
По тембру голоса и уровню вокала подававший когда-то радужные надежды самый юный в истории Большого театра Ленский сейчас подходит в лучшем случае для Бомелия или Сполетты в провинциальной труппе.
Что, музыкант-профессионал высшей пробы, эрудит, ведущий увлекательные передачи на радио «Орфей», и тонкий меломан, не пропускающий оперные премьеры здесь и на Западе, Александр Журбин
не слышит плачевного вокального состояния Николая Баскова?
Конечно — да, но именно ему он посвящает свою долгожданную оперу, ждёт его участия четыре года, отказывает другим тенорам, якобы жаждущим роль Альберта (Интересно — кому? И что, если бы «натуральный блондин» захотел запеть в образе, допустим, Спартака, если уж продолжать балетную тему?). Причина прозаична: даже сейчас, когда популярность поп-идола слегка потускнела, под проект с его участием реально получить лучший в Москве акустический зал, оплатить работу хора и оркестра, развернуть пиар-кампанию…
Так и вспоминается вечное: «Люди гибнут за металл». Оперы приносятся в жертву ему же.
Но опера создана для сцены, и вот тут воображение буксует, как г-н Басков собирается двигаться — играть и петь, и явно не единичный спектакль, а серию, раз уж согласится в будущем участвовать в постановке. Разве что с проверенной микрофонной гарнитурой, ибо так ему теперь комфортней.
Финальный хор «Она была прекрасна и добра», с запоминающейся шлягерной мелодией, поразил своим нарочитым оптимизмом. А где катарсис по юной погибшей героине? Где истаивающие скрипки, плачущие над Виолеттой Валери или Луизой Миллер? К слову, мне и финал «Дон Жуана» понятней и ближе в венской редакции, где нет морализаторского заключительного секстета, а всё завершается очистительным пламенем преисподней. Авторская воля, как и какой краской завершать произведение. Но уж очень по-советски бодро прозвучал хоровой апофеоз, будто на Сталинскую премию было рассчитано. Вернее, на «бисовое» его исполнение всеми участниками, в лучших традициях официозных мероприятий.
Словно предчувствуя «неформат» для представителя не гламурного, а специального музыкального издания, организаторы мировой премьеры «самой красивой оперы в Новой России», как выразился по окончании «исторического события» Николай Басков,
отказали нам в аккредитации.
И агентство «Турне», и пресс-служба Государственной академической симфонической капеллы России проигнорировали все запросы и повели себя очень некрасиво.
Пришлось прибегнуть к личным связям, чтобы проникнуть в зал. А они у нас есть, господа-организаторы:
не сомневайтесь — мы всегда найдём возможность придти и оценить ваши титанические усилия!
И странное чувство долго не отпускало потом. Ведь не ждала изначально ничего высоко художественного от Баскова, но надеялась, что исполнение будет по-балетному легким, не лишенным шарма, а не таким натужным, что аж собственное горло заныло.
Обидно за Музыку, за щедрость Журбина, начинившего свою партитуру богатствами, лакомыми для настоящих певцов, которая при умной режиссуре могла бы украсить любую столичную сцену, или стать, раз уж мы в консерватории, по завету от Петра Ильича, подарившего студентам своего «Онегина», отличным пробным камнем для начинающих теноров и сопрано.
Но, увы, под современной оперой «Опергруппа», правящая бал в Москве, подразумевает нечто, имеющее с музыкой и вокалом весьма отдалённое родство (см. рецензии на «Франциска» С. Невского здесь и здесь), а студенты и педагоги консерватории слишком нацелены на европейский репертуар, дающий больше шансов сделать карьеру «там», потому что «здесь» за кумиров почитают Баскова и подобных…
Ощущение всеобщей лжи и несправедливости давит на организм, как отравление испорченным продуктом.
…Пришла в себя лишь к вечеру следующего дня. «Лечилась» «Così fan tutte» — той, стрелеровской ещё постановкой конца прошлого века. Знаете, помогло!
Автор фото — Алексей Молчановский
