Бельканто из Албании: русско-итальянская оркестровая сборка

Московский концертный дебют Эрмонелы Яхо

Эрмонела Яхо

Вы думаете, я против бельканто? Нет, что вы! Всем сердцем «за»! Именно поэтому, когда была обнародована совершенно «убойная» белькантовая программа концерта сопрано из Албании Эрмонелы Яхо (певицы, практически еще у нас не известной), то подумалось, что такой шикарной концертной подборки бельканто в Москве, по-видимому, припомнить и не удастся. Надо ли говорить, что в восьмой день нового года меломаны, чтобы вкусить этого самого «привозного» бельканто, стройными рядами потянулись в Концертный зал имени Чайковского. Обсуждаемым вечером Филармония открыла, наконец, долгожданный абонемент нынешнего сезона «Звезды мировой оперы в Москве» и закрыла свой традиционный ежегодный фестиваль искусств «Русская зима». Что и говорить: бельканто и фестиваль искусств «Русская зима» – сочетание уже само по себе необычное. Да и «бельканто из Албании» – выражение не из привычных. Однако на родине певицы всё только начиналось. Уроки пения она стала получать с шести лет. После окончания школы искусств в Тиране, выиграла свой первый конкурс – и, опять же, в Тиране, в возрасте 17-ти лет ее профессиональный дебют состоялся в партии Виолетты в «Травиате» Верди. В возрасте 19-ти лет она переехала в Италию, чтобы продолжить обучение в римской Национальной академии «Санта-Чечилия». После ее завершения по классу вокала и фортепиано она одержала победу в ряде важных международных вокальных состязаний – Конкурсе Пуччини в Милане (1997), Конкурсе Спонтини в Анконе (1998), Конкурсе Дзандонаи в Роверетто (1998). И в дальнейшем творческая судьба исполнительницы складывалась более чем удачливо и благосклонно.

Несмотря на свою молодость, она уже успела «получить творческую прописку» на сценах многих оперных домов мира, таких как «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке, «Ковент-Гарден» в Лондоне, Берлинская, Баварская и Гамбургская государственные оперы, «Театр Елисейских полей» в Париже, «Ла Моннэ» в Брюсселе, Большой театр Женевы, «Сан-Карло» в Неаполе, «Ла Фениче» в Венеции, Болонская опера, Театр «Филармонико» в Вероне, Театр Верди в Триесте, Оперные театры Марселя, Лиона, Тулона, Авиньона и Монпелье, Театр Капитолия в Тулузе, Оперный театр Лимы (Перу) – и список этот, очевидно, можно продолжать еще долго. В сезоне 2009/2010 состоялся дебют певицы в партии Чио-чио-сан в «Мадам Баттерфляй» Пуччини на сцене Оперы Филадельфии (октябрь 2009 года), после чего она вернулась на сцену Оперы Авиньона в партии Джульетты в «Капулети и Монтекки» Беллини, а затем осуществился ее дебют в Финской национальной опере, ставший и дебютом в партии Маргариты в новой постановке «Фауста» Гуно. После серии представлений «Богемы» Пуччини (партия Мими) на сцене Берлинской государственной оперы она дебютировала с Монреальским симфоническим оркестром с фрагментами из «Мадам Баттерфляй» под управлением Кента Нагано. В апреле прошлого года в партии Чио-чио-сан дебютировала в Кёльне, а затем вернулась в «Ковент-Гарден» в партии Виолетты (важные для певицы дебюты в этой партии на сценах «Ковент-Гарден» и «Метрополитен-опера» состоялись еще в сезоне 2007/2008). Среди ангажементов нынешнего наступившего года – «Турандот» (партия Лю) в Сан-Диего, дебют в партии Луизы Миллер в одноименной опере Верди в Лионской опере, а также «Травиата» в Штутгартском оперном театре и в Шведской королевской опере. На долгосрочную творческую перспективу ангажементы исполнительницы запланированы в Барселонском «Лисеу» (Маргарита в «Фаусте «Гуно) и в Венской государственной опере (Виолетта). В настоящее время певица проживает в Нью-Йорке и Равенне.

В начале 2000-х годов Эрмонела Яхо успела появиться на Уэксфордском фестивале в Ирландии в редкостной оперной вещице Массне под названием «Сафо» (партия Ирене) и в «Орлеанской деве» Чайковского (Агнесса Сорель). Любопытным ангажементом на сцене Болонской оперы явилось ее участие в постановке редко исполняемой музыкальной сказки Респиги «Спящая красавица». В послужном списке певицы числятся также и «Коронация Поппеи» Монтеверди, и, помимо «Орлеанской девы», ряд других названий русского оперного репертуара. Это две оперы Римского-Корсакова – «Майская ночь» на сцене Болонской оперы под управлением Владимира Юровского (партия Русалки) и «Садко» на сцене «Ла Фениче», а также концертное исполнение «Маддалены» Прокофьева в римской Национальной академии «Санта-Чечилия» под руководством Валерия Гергиева. В 2008 году, певица дебютировала в партии Микаэлы в «Кармен» Бизе на Глайндборнском фестивале и Фестивале в Оранже, в ней же в 2009-м вышла на сцену и в рамках еще одного фестиваля – Летнего сезона Римской оперы в Термах Каракаллы. Кроме уже упомянутых, в числе сценических партий исполнительницы присутствуют и нижеследующие: Вителлия и Сюзанна («Милосердие Тита» и «Свадьба Фигаро» Моцарта); Джильда («Риголетто» Верди); Магда («Ласточка» Пуччини); Анна Болейн и Мария Стюарт (одноименные оперы Доницетти), а также Адина, Норина и Лючия в его же «Любовном напитке», «Доне Паскуале» и «Лючии ди Ламмермур»; Амина, Имоджене и Заира («Сомнамбула», «Пират» и «Заира» Беллини); французские лирические героини – Манон и Таис (одноименные оперы Массне и Гуно), Мирей и Джульетта («Мирей» и «Ромео и Джульетта» Гуно), Бланш («Диалоги кармелиток» Пуленка); наконец, Семирамида (одноименная опера Россини). Эта россиниевская роль в репертуарном арсенале певицы, насколько можно судить из ее официального досье, на сегодняшний день, пока единственная. Единственная, но какая! Поистине роль ролей – и для Эрмонелы Яхо она стала южно-американским дебютом (в Лиме) в весьма представительной компании Даниэлы Барчеллоны и Хуана Диего Флореса.

Безусловно, одно лишь изложение достигнутого певицей поистине может «снести крышу» иному пылкому меломану. И «всеядность» сценического репертуара Эрмонелы Яхо, несомненно, восхищает, однако одновременно и настораживает, вызывая опасение хорошо отлаженного конвейера, в котором может оказаться – а может, и нет! – артист, один раз удачно попавший в «обойму фортуны». Законы музыкального театра жестоки и беспощадны, а в наше прагматичное время они в особенности диктуются агентами и импресарио, но сразу же хочется сказать, что московский концерт Эрмонелы Яхо однозначно показал, что природными вокальными данными и вполне хорошо поставленным голосом певица, несомненно, обладает. Нам предъявили голос, а не «голосок» – и это главное! И мы присутствовали на оперном концерте, а не на «камерно-оперном», как это нередко бывало в последнее время. Другое дело, что концерт выявил в этом голосе недостаточную гибкость и пластичность кантилены, отсутствие суперточного «идеального» интонирования и филировки звука, так необходимых репертуару бельканто. Иными словами речь идет о стилистических частностях, а не о проблемах глобального вокального масштаба. Нельзя было не задаться также и закономерным вопросом: заявление в программе московского дебюта исключительно «белькантовой тройки» композиторов «Россини – Беллини – Доницетти» и их высочайших вокальных образцов явилось дерзновенной смелостью певицы или некой самонадеянностью, заведомой переоценкой своих возможностей?

Выступление певицы показало, что ответить на этот вопрос по схеме «или то, или другое» нельзя. Конечно же, в здоровой естественной смелости и артистическом кураже отказать певице было нельзя, хотя ее пению и была присуща манера весьма искусной «имитации эмоциональности», когда экспрессивность исполнения оказывалась не «пропущенной через себя» (лишь внешне орнаментальной), а драматическая аффектация испытывала недостаток выразительности именно со стороны чисто вокальных средств (в особенности, это касается единственного исполненного номера Россини). Именно поэтому в отношении исполнительских аспектов, выявленных на концерте, переоценка певицей собственных возможностей в ряде случаев всё же имела место. Правда, качественное развитие концерта шло явно по нарастающей, так что в целом певица, несомненно, смогла убедить публику в подлинной силе своего жизнерадостного искусства.

Итак, первое отделение вечера было посвящено Беллини. В нем просто совершенно не удались речитатив и романс Джульетты из «Капулети и Монтекки»… Что ж, бывает и такое… Гораздо более интересными предстали речитатив и финальная ария Амины из «Сомнамбулы» (наиболее уязвимым ее моментом оказалась стретта, для исполнения которой степени подвижности и тесситурной свободы звуковедения певицы оказалось недостаточно). Однако наиболее органично и убедительно, с точки зрения получения слушательского вокального удовольствия от исполнения, прозвучала финальная сцена Имоджене из «Пирата». Во втором отделении сначала была озвучена сцена и ария (молитва) Памиры из итальянской редакции оперы Россини под названием «Осада Коринфа» («L’Assedio di Corinto»). Вообще, с редакциями опер Россини на этот сюжет – вечная путаница. Как известно, их три – ни больше, ни меньше: первоначальная итальянская «Мaometto Secondo» («Магомет Второй»), французская «Le Siege de Corinthe» («Осада Коринфа») и «обратная итальянская» «L’Assedio di Corinto». Вот и печатная программа концерта обнаружила одно забавное недоразумение: согласно ей, исполненная сцена и ария Пальмиры «L’ora fatal s’appressa … Giusto Ciel, in tal periglio…» / «Роковой час настает … Святое Небо, в этой опасности…» (хотя однозначно должно быть Памиры) прозвучали, оказывается не из «Осады Коринфа», а… из «Магомета Второго». Но прозвучали они именно из «Осады Коринфа», ибо если из «Магомета Второго», то тогда соответствующего персонажа надо называть Анной, да и сцены перед одной и той же молитвой, как это имеет место в «Осаде Коринфа», в «Магомете Втором» попросту нет, не говоря уже о том, что эта молитва в двух разных итальянских редакциях помещена в разные действия (в двухактном «Магомете» – в первое действие, в трехактной «Осаде» – в третье) и имеет несколько разнящуюся сюжетную нагрузку.

Я неслучайно сказал, что Россини был «озвучен», ибо это исполнение предстало типичным вокальным шаблоном: музыка Россини без привнесенной в нее содержательности так и осталось той самой, по выражению Альберто Дзедды, «вокальной целлюлозой», слушать которую было скучно и неинтересно, хотя по формальным моментам всё было спето вполне удовлетворительно. Любопытно, что в обширнейшей на сегодняшний день галерее сценических образов Эрмонелы Яхо, то есть созданных ей в театре, Семирамида – это пока единственная россиниевская героиня. Наверное, это неспроста: при общей принадлежности к «белькантовой тройке», Россини всё же находится на неком отдалении от практически родственных друг другу Беллини и Доницетти. И история знает примеры, когда выдающиеся представительницы бельканто современности, специализировавшиеся на Беллини и Доницетти, не так часто пели в операх Россини, ибо именно Беллини и Доницетти и были всегда их основным репертуарным коньком. К примеру, назовем такие выдающиеся имена, как Эдита Груберова и Мариэлла Девиа. Россиниевский репертуар они, конечно же, пели (Груберова, скажем, – ту же «Семирамиду», а Девиа, к примеру, – «Деву озера»), но главные творческие достижения, вписавшие их имена в скрижали музыкальной истории, связанны всё же не с этим. И финал из «Анны Болейн» в исполнении Эрмонелы Яхо показал, что в музыке Доницетти ей гораздо уютнее, чем в Россини, и, пожалуй, всё же немного естественнее, чем в Беллини.

Несомненно, финал «Анны Болейн» должен был стать главным репертуарным козырем вечера – он и стал! Похоже, этим номером публику решили сразить наповал – и сразили-таки! И не надо искать в моих словах никакой иронии! Конечно, до идеала этой интерпретации было далеко, но было в ней, вне всякого сомнения, и немало позитивного. Если в вокальных портретах Джульетты и Амины продемонстрированной степени «лирико-драматичности» лирического по своей природе голоса Эрмонелы Яхо, пожалуй, было даже «многовато», то в образах как Имоджене, так и Анны Болейн ее было в самый раз. Но финал оперы Доницетти стал тем запоминающимся финалом-апофеозом всего концерта, во время исполнения которого в какой-то момент искра настоящего итальянского бельканто вдруг вспыхнула и в подсознании зрительного зала. Следует заметить, что осенью 2008 Эрмонела Яхо впервые спела «Анну Болейн» в постановке Лионской оперы и участвовала в ее концертном исполнении в «Театре Елисейских полей» в Париже.

В Москве же была исполнена фактически вся последняя сцена II акта, начиная со слов Анны «Piangete voi? donde tal pianto?...» / «Вы плачете? откуда эти слезы?...» и кончая финальным tutti всех участников этой сцены «Immolata una vittima è già!» / «Вот и принесена жертва!» В этом номере в условиях концертного исполнения, конечно, пришлось отказаться от реплик хора (впрочем, погоды они всё равно бы не сделали), но зато Эрмонеле Яхо в финальной сцене главной героини на полном серьезе, что есть сил, но вполне корректно, помогали стажеры Молодежной программы Большого театра России: Надежда Карязина (Сметон), Борис Рудак (Лорд Ричард Перси), Григорий Шкарупа (Лорд Рошфор, брат Анны) и Станислав Мостовой (Сэр Герви). А после этого приятно – и очень даже приятно! – поразила спетая на бис выходная ария Адриенны Лекуврёр из одноименной оперы Чилеа (1902). Так и хочется сказать, что в интерпретации Эрмонелы Яхо она явилась чуть ли не «образцом бельканто XX века», хотя подобное определение, конечно же, абсолютно некорректно, но по факту необычайно эмоционального воздействия, которого порой так не хватало в этом концерте при исполнении белькантового репертуара, номер на бис произвел именно такое неожиданное впечатление!

И в заключение нельзя не сказать, что если бы Государственный симфонический оркестр «Новая Россия» в этот вечер также корректно выполнял свои «вспомогательные» функции добросовестного аккомпаниатора, то общее впечатление от концерта было бы куда сильнее. Несмотря на то, что в перерывах пения звучали очень «вкусные» симфонические номера (увертюры к операм «Анакреон» Керубини, «Норма» Беллини, «Семирамида» Россини и «Луиза Миллер» Верди), а за пультом оркестра стоял итальянский дирижер Марко Дзамбелли, впечатление от совместных «интерпретаций» этого коллектива и маэстро было просто удручающим: музыкального удовольствия они не доставили абсолютно никакого. Оркестр играл громко, мощно и звонко, но к разряду творческих достижений это причислить не удается. И закончить эти заметки хочется тем, с чего они начались: я не против бельканто. И очень здорово, что еще с одной зарубежной представительницей этого вокального направления смогла познакомиться отечественная публика. Как показал концерт, бельканто из Албании имеет полное право претендовать на свое законное место в расстановке музыкальных сил на мировой оперной арене. Пусть же оно и впредь нас радует, расточая флюиды своего жизнерадостного искусства. Я лишь против подобного качества его русско-итальянской оркестровой сборки. Я – за сборку «белую», фирменную, европейскую…

реклама

вам может быть интересно