Превратности артистических судеб, секреты возникновения и закрепления за тем или иным артистом определенной репутации подчас бывают необъяснимы. Витольд Малцужиньский приехал к нам в начале 60-х годов, в пору своего расцвета, уже пользуясь славой «последнего представителя большого пианистического стиля прошлого столетия» и, что самое поразительное, с легкостью подтвердил такую репутацию. Критики — и у нас в стране, и за рубежом — словно не заметили, что «на дворе» уже 60-е годы столетия нынешнего, а концертант перед ними еще довольно молодой, едва достигший возраста артистической зрелости, и начал он свое восхождение лишь в послевоенные годы…
Значит, было в его игре нечто, дававшее основание критике, а вслед за ней и публике, зачислять Малцужиньского в ряды представителей «старой гвардии» — скажет читатель. Бесспорно, если понимать под этими признаками некоторую склонность к внешним эффектам в сочетании с изысканностью эстрадной манеры, свободой и несколько преувеличенной патетичность игры. Но разве «старые львы» были так уж похожи друг на друга? И разве эти качества, даже в сочетании с «художественным вкусом и артистическим тактом, тонкостью и элегантностью фразировки, богатым, но не форсированным звучанием», дают основание, как это сделано в третьем томе «Музыкальной энциклопедии», говорить о близости пианизма Малцужиньского пианизму XIX века, «и особенно шопеновскому»?..
Стремясь «привязать» Малцужиньского к «старой школе», многие критики акцентируют то, что он был последним и любимым учеником И. Падеревского. Действительно, сходство между ними есть, и заключается оно прежде всего в тяготении к масштабности и импозантности интерпретации, о чем писал журнал «Советская музыка». Но стоит сравнить записи двух артистов, и станет очевидно, что у Падеревского это стремление реализовывалось куда сильнее, чем у его ученика; он не обладал ни мощью звучания своего учителя, ни его безапелляционной свободой в применении рубато. Все это было подмечено критиком и обусловлено, по его мнению, «старой школой»: «Отсутствие широких свободных движений рук определяет довольно ограниченный диапазон звучания форте, по преимуществу „атакированного“, лишенного достаточного тембрального многообразия и гулкости. Гораздо сильнее пианист в мелкой технике. Ровность и легкость звенящих „рассыпчатых“ пассажей legato — non legato напоминает жемчужную игру виртуозов минувших времен. Подкупает выразительное певучее пиано и вкрадчивое интонирование фортепианной кантилены».
Но эта точно очерченная профессиональная характеристика определяет, пожалуй, не столько исторические связи пианизма Малцужиньского, сколько его индивидуальные особенности, в числе которых, наряду с несомненными достоинствами, было и известное несоответствие между художественными тяготениями и возможностями — речь идет, конечно, не о возможностях технических (тут Малцужиньский был на высоте). Он стремился к масштабности, но лучше удавались ему фортепианные миниатюры, он претендовал на грандиозность, но в сочинениях крупной формы ему чаще всего недоставало цельности и размаха, эмоциональное и рациональное начала в его игре не всегда уравновешивались должным образом. И дело, конечно же, заключалось не в воспитании. Малцужиньский получил отличную, разностороннюю подготовку — сначала под руководством Е. Лефельда (1929–1932), затем у И. Турчиньского в Варшавской консерватории, совершенствовался у Падеревского в Швейцарии, М. Лонг и И. Филиппа в Париже. Сколько артистов, «хороших и разных», воспитали эти мастера!..
Впрочем, мы, кажется, увлеклись полемикой, и едва не забыли, что среди этих «хороших и разных» был и сам Малцужиньский. И не просто хороших, а блестящих и великолепных! Особенно когда он представал перед слушателями в «своем» репертуаре и прежде всего в шопеновском. Вот тут он действительно был достойным преемником Падеревского, унаследовав от него великое и редкое свойство захватывать аудиторию, свойство, которое и объяснить-то словами не всегда возможно.
Способность создать неповторимую атмосферу художественного переживания была в высокой степени присуща Малцужиньскому и позволяла ему, в лучшие минуты, даже превзойти себя, вырваться за рамки собственных творческих возможностей — подобно тому, как азарт спортивной борьбы позволяет спортсмену «прыгнуть выше головы» (т. е. поставить личный рекорд). Тогда ему удавалось все, игра становилась в глазах слушателей магией, а критик забывал о критике и восклицал «Успех, огромный успех!» А потом в конце рецензии спрашивал себя: «А каков же был этот концерт?», чтобы ответить: «С несомненными признаками величия, хотя и несколько старомодного, но и четко выраженными противоречиями, переломами. Есть в нем нечто удивительное, местами пианизм восхитителен, а местами робок, неуверен; есть падения, но есть и великолепные взлеты… В целом феноменально небанально для сегодняшнего дня, и интересно, очень интересно, несмотря на всю свою двойственность»… Но это — критик. А публика не рассуждала — она восхищалась, аплодировала, отдавая дань любви исполнителю. Конечно, не вся публика, но большая, подавляющая ее часть.
Правда, были и такие критики, которые становились на сторону публики, даже предпочитали его интерпретацию Шопена всем остальным. «Там, где Рубинштейн бывает изощренным и элегантным, Малцужиньский больше похож на крестьянина и сочен в своих характеристиках. Это представляется совершенно естественным, и конечный результат, как мне кажется, куда ближе к истине. Он подчеркивает вклад Шопена в возрождение подлинной народной музыки в XIX веке гораздо более отчетливо, чем Рубинштейн, сущность интерпретации которого принадлежит скорее гостиной. Малцужиньский демонстрирует свежий взгляд на музыку, то тоскливую, то жестокую, особо подчеркивая смены ритма, синкопированные акценты и динамические контрасты с агрессивной прямотой, вызывающей в сознании земную реальность. Он, кроме того, убедительно гибок в ритмах и рубато и лишь изредка позволяет себе непостоянство как каприз», — считает Э. Орга.
Особой, просто несравненной популярностью пользовался Малцужиньский на родине, в Польше, и для этого были основания. Дело объяснялось не только тем, что он родился и вырос в Варшаве и с этим городом был связан его первый крупный успех — исполнение ля-мажорного Концерта Листа в 1936 году на эстраде Варшавской филармонии. И позже, находясь за границей, Малцужиньский никогда не забывал о своей родине, верой и правдой служил польскому искусству. Дважды он успешно защищал честь польской исполнительской школы на крупных международных конкурсах — в Вене (1936 год, пятая премия) и в Варшаве (1937 год, третья премия). Для своего парижского дебюта в 1940 году артист избрал Концерт фа минор Шопена, принесший ему и тогда, и впоследствии немало триумфов.
Вторая мировая война надолго разлучила его с родиной. Спасаясь от фашистов, он бежал из Парижа в Лиссабон. Здесь судьба улыбнулась ему: сыграв в случайном концерте, он получил выгодное предложение от известного импресарио и отправился в большое турне по Латинской Америке. А в апреле 1942 года уже играл в «Карнеги-холле» и восторженные рецензии нью-йоркских критиков открыли ему путь во все концертные залы Америки.
Широко развернулась артистическая деятельность Малцужиньского в послевоенное время. Неутомимый гастролер, он многократно объездил весь земной шар, жил то в Швейцарии, то в Аргентине, уже в 50-х годах пользовался мировой известностью как один из лучших интерпретаторов и преданных пропагандистов творчества Шопена. В 1949 году, отмечая 100-летие со дня смерти великого польского композитора, он совершил свое первое кругосветное турне, во время которого исполнял шопеновскую музыку на всех континентах. А другую памятную дату — 150-летие со дня рождения композитора — Малцужиньский отпраздновал, дав более ста концертов в разных странах. Все эти годы музыкант поддерживал тесные связи с родиной, с польскими коллегами. Пламенный патриот, он сыграл важную роль в возвращении Польше национального достояния — Вавельских сокровищ и многочисленных рукописей Шопена.
В 1958 году артист впервые после долгого перерыва выступил на родине и с тех пор возвращался туда почти ежегодно — давал концерты, участвовал в работе жюри шопеновских конкурсов, встречался с коллегами. Его заслуги в деле развития и пропаганды польской культуры были высоко оценены: он был награжден офицерским крестом ордена Возрождения Польши и почетным знаком «За заслуги в польской культуре», избран почетным членом Общества имени Фридерика Шопена и Общества польских музыкальных деятелей.
Однако же справедливость требует сказать, что Малцужиньский вовсе не считал себя исключительно шопенистом и действительно не был «узким специалистом». Значительное место в его репертуаре занимал Лист (правда, тут критики были к нему еще более строги). Среди его довольно многочисленных записей — блестящие, хотя и спорные интерпретации Первого концерта Чайковского, Второго концерта и Испанской рапсодии Листа, Третьего — Рахманинова, произведений Баха, Бетховена, Брамса, Франка, Скрябина, Шимановского… Но все же главная любовь его была отдана Шопену. В середине 70-х годов он приступил к осуществлению своей мечты — записи всех фортепианных произведений композитора. Но внезапная смерть на острове Мальорка, в разгар гастролей, помешала ему достичь заветной цели.
Л. Григорьев, Я. Платек
Источник: Современные пианисты, 1990 г.
Малцужиньский, Витольд (польск. Witold Małcużyński; 10 VIII 1914, Варшава — 1977 VII 17, Мальорка) — польский пианист. Учился у Е. Лефельда (1929–32), Ю. Турчиньского (1932–36) в Варшавской консерватории, у И. Падеревского в Морже (Швейцария). Изучал также философию и право в Варшавском ун-те (1932–34).
Участвовал в Междунар. конкурсах пианистов — в Вене (1936, 5-я пр.) и в 3-м Междунар. конкурсе им. Ф. Шопена в Варшаве (1937, 3-я пр.). Брал уроки у М. Лонг и И. Филиппа в Париже (1937), получил там известность как концертирующий пианист (с 1940). Гастролировал в Португалии, странах Юж. Америки (1940–42), в США — с крупнейшими дирижёрами С. А. Кусевицким, Д. Митропулосом, П. Монтё, Г. Фительбергом, П. Клецки и др. (1942–45).
В сер. 1940-х гг. приобрёл популярность гл. обр. благодаря грамзаписям (первые — в 1945) и выступлениям в Великобритании. С 1945 живёт в Монтрё (Швейцария). В 1949 совершил конц. турне по странам мира, в т. ч. по Польше; исполнял произв. Ф. Шопена (к 100-летию со дня смерти).
Исполнительская манера Малцужиньского близка романтическому пианизму 19 в., особенно шопеновскому; его игра отличается художеств. вкусом и артистич. тактом, тонкостью и элегантностью фразировки, богатым, но не форсированным звучанием. В репертуаре — произв. П. И. Чайковского, С. В. Рахманинова, А. Н. Скрябина, С. С. Прокофьева, И. Падеревского, К. Шимановского, нем. романтиков, франц. импрессионистов.
Литература: Regamey K., Witold Malcuzynski, Кr., 1960.
A. Б. Шнитке
Источник: Музыкальная энциклопедия, 1973—1982 гг.
