Jacques Thibaud
1 сентября 1953 года музыкальный мир был потрясен известием, что по пути в Японию, в результате авиационной катастрофы у горы Монт-Семет близ Барселоны погиб Жак Тибо — один из самых выдающихся скрипачей XX века, признанный глава французской скрипичной школы.
Тибо был истым французом, и если можно себе представить наиболее идеальное выражение французского скрипичного искусства, то оно воплощалось именно в нем, его игре, артистическом облике, особом складе его художественной индивидуальности. Жан-Пьер Дориан в книге о Тибо писал: «Крейслер однажды заявил мне, что Тибо был величайшим скрипачом мира. Безусловно, он был величайшим скрипачом Франции, и когда он играл, казалось, что слышишь будто поет частица самой Франции».
«Тибо был не только вдохновенный артист. Это был кристально честный человек, живой, остроумный, обаятельный — настоящий француз. Его исполнение, проникнутое искренней сердечностью, оптимистическое в лучшем смысле этого слова, рождалось под пальцами музыканта, испытывавшего радость творческого созидания в непосредственном общении с аудиторией». — Так откликнулся на смерть Тибо Давид Ойстрах.
Кому довелось слышать в исполнении Тибо скрипичные произведения Сен-Санса, Лало, Франка, тот никогда этого не забудет. С капризным изяществом звучал у него финал Испанской симфонии Лало; с поразительной пластичностью, чеканной завершенностью каждой фразы передавал он упоительные мелодии Сен-Санса; возвышенно прекрасной, одухотворенно очеловеченной представала перед слушателем Соната Франка.
«Его интерпретация классиков не была стеснена рамками сухого академизма, а исполнение произведений французской музыки было неподражаемым. Он по-новому раскрыл такие произведения, как Третий концерт, «Рондо каприччиозо» и «Хаванез» Сен-Санса, Испанская симфония Лало, Поэма Шоссона, сонаты Форе и Франка и др. Его интерпретации этих произведений стали образцом для последующих поколений скрипачей.
Тибо родился 27 сентября 1881 года в Бордо. Его отец, превосходный скрипач, работал в оперном оркестре. Но еще до рождения Жака скрипичная карьера отца закончилась из-за атрофии четвертого пальца левой руки. Ничего другого не оставалось, как заняться педагогикой, причем не только скрипичной, но и фортепианной. Удивительно, что обе сферы музыкально-педагогического искусства он освоил достаточно успешно. Во всяком случае в городе его очень ценили. Матери Жак не помнил, так как она умерла, когда ему было всего полтора года от роду.
Жак был седьмым сыном в семье и самым младшим. Один из его братьев умер в 2 года, другой в 6. Оставшиеся в живых отличались большой музыкальностью. Альфонс Тибо — превосходный пианист — в 12 лет получил первую премию Парижской консерватории. В течение многих лет он был видным музыкальным деятелем в Аргентине, куда приехал вскоре после окончания образования. Жозеф Тибо, пианист, стал профессором консерватории в Бордо; он учился у Луи Дьемера в Париже, Корто находил у него феноменальные данные. Третий брат, Франциск, — виолончелист, впоследствии занимал пост директора консерватории в Оране. Исключительно одаренным был Ипполит, скрипач, ученик Массара, к сожалению, рано умерший от чахотки.
По иронии судьбы, Жака отец первоначально (когда ему исполнилось 5 лет) начал учить на фортепиано, а Жозефа на скрипке. Но вскоре роли переменились. После смерти Ипполита Жак попросил у отца разрешения перейти на скрипку, которая привлекала его гораздо сильнее, чем фортепиано.
В семье часто музицировали. Жак вспоминал о квартетных вечерах, где партии всех инструментов исполнялись братьями. Однажды, незадолго до смерти Ипполита, они играли b-moll’ное трио Шуберта — будущий шедевр ансамбля Тибо — Корто — Казальс. В книге воспоминаний «Un violon parle» указывается на необыкновенную любовь маленького Жака к музыке Моцарта, неоднократно также говорится о том, что его «коньком», вызывавшим неизменное восхищение слушателей, был Романс (F) Бетховена. Все это очень показательно для художественной индивидуальности Тибо. Гармоничной натуре скрипача естественно импонировал Моцарт ясностью, утонченностью стиля, мягкой лиричностью своего искусства.
Тибо оставался всю жизнь далеким от всего дисгармоничного в искусстве; грубая динамика, экспрессионистская взвинченность и нервозность ему претили. Его исполнение неизменно оставалось ясным, человечным и одухотворенным. Отсюда и влечение к Шуберту, впоследствии к Франку, а из наследия Бетховена — к его лиричнейшим произведениям — романсам для скрипки, в которых господствует возвышенно-этическая атмосфера, «героический» же Бетховен давался труднее. Если развить дальше определение художественного облика Тибо, то придется признать, что он не был философом в музыке, не поражал исполнением произведений Баха, ему была чужда драматическая напряженность искусства Брамса. Зато в Шуберте, Моцарте, Испанской симфонии Лало и Сонате Франка с предельной полнотой раскрывалось изумительное духовное богатство и утонченный интеллект этого неподражаемого артиста. Его эстетическая направленность начала определяться уже в раннем возрасте, в чем, конечно, громадную роль сыграла художественная атмосфера, царившая в доме его отца.
В 11 лет Тибо впервые выступил публично. Успех был таков, что отец повез его из Бордо в Анжер, где после выступления юного скрипача о нем восторженно заговорили все любители музыки. Вернувшись в Бордо, отец определил Жака в один из оркестров города. Как раз в это время сюда приехал Эжен Изаи. Прослушав мальчика, он был поражен свежестью и самобытностью его таланта. «Его нужно учить», — заявил Изаи отцу. И бельгиец произвел на Жака такое впечатление, что он стал упрашивать отца отправить его в Брюссель, где Изаи преподавал в консерватории. Однако отец воспротивился, так как уже вел переговоры о сыне с профессором Парижской консерватории Мартином Марсиком. И все же, как указывал впоследствии сам Тибо, Изаи сыграл огромную роль в его артистическом формировании и от него перенял он весьма много ценного. Став уже крупным артистом, Тибо поддерживал с Изаи постоянные связи, часто гостил на его вилле в Бельгии и был постоянным партнером в ансамблях с Крейслером и Казальсом.
В 1893 году, когда Жаку исполнилось 13 лет, его отправили в Париж. На вокзале его провожали отец с братьями, а в поезде опекала сердобольная дама, беспокоившаяся, что мальчик путешествует один. В Париже Тибо ждал брат отца, бравый рабочий завода, строившего военные суда. Жилище дяди в предместье Сен-Дени, распорядок его дня и атмосфера безрадостного труда угнетали Жака. Перекочевав от дяди, он нанял комнатушку на V этаже по улице Рамей, на Монмартре.
На следующий день по приезде в Париж он отправился в консерваторию к Марсику и был принят в его класс. На вопрос Марсика, кого из композиторов Жак любит больше всех, юный музыкант без колебаний ответил — Моцарта.
В классе Марсика Тибо занимался 3 года. Это был прославленный педагог, воспитавший Карла Флеша, Джордже Энеску, Валерио Франшетти и других замечательных скрипачей. Тибо относился к учителю с благоговением.
В период занятий в консерватории он жил очень бедно. Отец не мог высылать достаточно денег — семья была большая, а заработки скромны. Жаку приходилось подрабатывать игрой в маленьких оркестрах: в кафе Руж в Латинском квартале, оркестре театра Варьете. Впоследствии он признавался, что не жалеет об этой суровой школе его юности и о 180 представлениях с оркестром Варьете, где он играл за пультом второй скрипки. Не жалел он и о жизни в мансарде улицы Рамей, где обитал вместе с двумя консерваторцами Жаком Капдевиллем и его братом Феликсом. К ним иногда присоединялся Шарль Мансье, и они проводили целые вечера музицируя.
Тибо окончил консерваторию в 1896 году, завоевав первую премию и золотую медаль. Его карьера в парижских музыкальных кругах закрепляется затем сольными выступлениями в концертах Шатле, а в 1898 году с оркестром Эдуарда Колонна. Отныне он — любимец Парижа, и спектакли театра Варьете навеки позади. Ярчайшие строки о впечатлении, которое вызывала игра Тибо в этот период у слушателей, оставил нам Энеску.
«Он учился до меня, — пишет Энеску, — у Марсика. Мне было пятнадцать лет, когда я его впервые услышал; честно говоря, у меня захватило дыхание. Я был вне себя от восторга. Это было настолько ново, необычно!. Покоренный Париж прозвал его Прекрасным принцем и был им очарован, как влюбленная женщина. Тибо первый из скрипачей раскрыл перед публикой совершенно новое звучание — результат полного единения руки и натянутой струны. Его игра была удивительно нежной и страстной. По сравнению с ним Сарасате — холодное совершенство. По словам Виардо — это механический соловей, в то время как Тибо, особенно в приподнятом настроении, был живым соловьем».
В начале XX века Тибо едет в Брюссель, где выступает в симфонических концертах; дирижирует Изаи. Здесь началась их большая дружба, продолжавшаяся до самой смерти великого бельгийского скрипача. Из Брюсселя Тибо направляется в Берлин, где знакомится с Иоахимом, а в декабре 1901 года впервые приезжает в Россию для участия в концерте, посвященном музыке французских композиторов. Он выступает с пианистом Л. Вюрмсером и дирижером А. Брюно. Концерт, состоявшийся 29 декабря в Петербурге, прошел с большим успехом. С неменьшим успехом концертирует Тибо в начале 1902 года в Москве. Его камерный вечер с виолончелистом А. Брандуковым и пианисткой Мазуриной, в программу которого вошло Трио Чайковского, привел в восторг Н. Кашкина: «Артист этот представляет очень выдающееся явление среди скрипачей-виртуозов настоящего времени, во-первых, по своей великолепной технике, а, во-вторых, по строгой и умной музыкальности своего исполнения. Молодой артист чуждается всякой специально виртуозной аффектации, но умеет взять из сочинения все возможное. Мы, например, ни от кого не слышали «Рондо каприччиозо» сыгранным с таким изяществом и блеском, хотя это было в то же время безукоризненным по строгости характера исполнения».
В 1903 году Тибо совершил первое путешествие в Соединенные Штаты и часто в этот период концертировал в Англии. Первоначально он играл на скрипке работы Карло Бергонци, позднее — на замечательном Страдивариусе, некогда принадлежавшем выдающемуся французскому скрипачу начала XIX века П. Байо.
Когда в январе 1906 года Тибо был приглашен А. Зилоти в Петербург на концерты, о нем писали как об удивительно талантливом скрипаче, проявившем и законченную технику и чудесную певучесть смычка. В этот приезд Тибо полностью покорил русскую публику.
Тибо был в России до первой мировой войны еще два раза — в октябре 1911 и в сезон 1912/13 года. В концертах 1911 года он исполнял Концерт ми-бемоль мажор Моцарта, Испанскую симфонию Лало, сонаты Бетховена и Сен-Санса. Сонатный вечер Тибо дал с Зилоти.
В «Русской музыкальной газете» о нем писали: «Тибо — артист высоких достоинств, высокого полета. Блеск, сила, лиризм — вот главные особенности его игры: «Prelude et Allegro» Пуньяни, «Rondo» Сен-Санса, сыграно, вернее спето, с замечательной легкостью, грацией. Тибо скорее первоклассный солист, чем камерный исполнитель, хотя сыгранная им с Зилоти бетховенская соната прошла безупречно.
Последнее замечание удивляет, ибо с именем Тибо связано существование знаменитого трио, основанного им в 1905 году с Корто и Казальсом. Об этом трио много лет спустя с сердечной теплотой вспоминал Казальс. В беседе с Корредором он рассказывал, что ансамбль начал работать за несколько лет до войны 1914 года и его участников соединяла братская дружба. «Именно из этой дружбы родилось наше трио. Сколько путешествий по Европе! Сколько радости мы получили от дружбы и музыки!» И далее: «Си-бемольное трио Шуберта мы исполняли чаще всего. Кроме того в нашем репертуаре фигурировали трио Гайдна, Бетховена, Мендельсона, Шумана и Равеля».
До первой мировой войны предполагалась еще одна поездка Тибо в Россию. Концерты назначались на ноябрь 1914 года. Осуществлению намерений Тибо помешала начавшаяся война.
Во время первой мировой войны Тибо был призван в армию. Он сражался на Марне под Верденом, получил ранение в руку и чуть было не лишился возможности играть. Однако судьба оказалась благосклонной — он сохранил не только жизнь, но и профессию. В 1916 году Тибо демобилизовался и вскоре принял активное участие в больших «Национальных утренниках». В 1916 году Анри Казадезюс в письме к Зилоти перечисляет имена Капэ, Корто, Эвитта, Тибо и Ризлера и пишет: «Мы с глубокой верой смотрим в будущее и хотим, даже в наше военное время, способствовать подъему нашего искусства».
Окончание войны совпало с годами зрелости мастера, Он признанный авторитет, глава французского скрипичного искусства. В 1920 году вместе с пианисткой Маргаритой Лонг он основал в Париже высшее музыкальное училище — Эколь Нормаль де мюзик (Ecole Normal de Musique).
1935 год отмечен для Тибо большой радостью — его ученица Жинетт Невэ завоевала первую премию на Международном конкурсе имени Генрика Венявского в Варшаве, победив таких грозных соперников, как Давид Ойстрах и Борис Гольдштейн.
В апреле 1936 года Тибо вместе с Корто приехал в Советский Союз. На его выступления откликнулись крупнейшие музыканты — Г. Нейгауз, Л. Цейтлин и др. Г. Нейгауз писал: «Тибо владеет скрипкой в совершенстве. Его скрипичной технике нельзя бросить ни одного упрека. Тибо «сладкозвучен» в лучшем смысле этого слова, он никогда не впадает в сентиментальность и слащавость. Сонаты Габриэля Форе и Цезаря Франка, исполненные им совместно с Корто, были, с этой точки зрения, особенно интересны. Тибо изящен, его скрипка поет; Тибо — романтик, звук его скрипки необычайно мягок, темперамент его — подлинный, настоящий, заражающий; задушевность исполнения Тибо, обаяние его своеобразной манеры пленяют слушателя навсегда...»
Нейгауз безоговорочно причисляет Тибо к романтикам, не объясняя конкретно, в чем он ощущает его романтичность. Если это относится к своеобразию его исполнительского стиля, освещаемого задушевностью, сердечностью, то с таким суждением можно вполне согласиться. Только романтичность Тибо не «листовская» и тем более не «паганниевская», а «франковская», идущая от одухотворенности и возвышенности Сезара Франка. Его романтика была во многом созвучна романтике Изаи, но только гораздо более утонченна и интеллектуализирована.
Во время пребывания в Москве в 1936 году Тибо необычайно заинтересовала советская скрипичная школа. Он назвал нашу столицу «городом скрипачей» и выразил свое восхищение игрой молодых тогда Бориса Гольдштейна, Марины Козолуповой, Галины Бариновой и др. Свое впечатление он резюмировал так: «Как много в их игре технического мастерства и еще чего-то, что я назвал бы «душою исполнения», и что так непохоже на нашу западноевропейскую действительность», и это так характерно для Тибо, для которого всегда «душа исполнения» была главным в искусстве.
Внимание советских критиков привлекла манера игры французского скрипача, его скрипичные приемы. Их зафиксировал в своей статье И. Ямпольский. Он пишет, что когда Тибо играл, ему были свойственны: подвижность корпуса, связанная с эмоциональными переживаниями, невысокое и плоское держание скрипки, высокий локоть в постановке правой руки и отвесное держание смычка пальцами, чрезвычайно подвижными на трости. Тибо играл небольшими отрезками смычка, плотным деташе, часто применяемым и у колодки; много пользовался первой позицией и открытыми струнами.
Вторую мировую войну Тибо воспринял как глумление над человечеством и угрозу цивилизации. Фашизм с его варварством был органически чужд Тибо, наследнику и хранителю традиций самой рафинированной из европейских музыкальных культур — французской культуры. Маргарита Лонг вспоминает, что в начале войны она с Тибо, виолончелистом Пьером Фурнье и концертмейстером оркестра Гранд-Опера Морисом Вийо готовили к исполнению фортепианный квартет Форе, — сочинение, написанное в 1886 году и ни разу не исполнявшееся. Квартет предполагалось записать на грампластинку. Запись была назначена на 10 июня 1940 года, но утром немцы вошли в Голландию.
«Потрясенные, мы отправились в студию, — вспоминает Лонг. — Я чувствовала тоску, охватившую Тибо: его сын Роже дрался на передовой. Во время войны наше волнение достигло апогея. Мне кажется, что запись отразила это верно и чутко. На следующий день Роже Тибо погиб смертью храбрых».
Во время войны Тибо вместе с Маргаритой Лонг оставались в оккупированном Париже и здесь в 1943 году организовали Французский национальный конкурс пианистов и скрипачей. Конкурсам, ставшим после войны традиционными, впоследствии присвоены их имена.
Однако первый из конкурсов, проведенный в Париже на третьем году немецкой оккупации, был актом поистине героическим и имел огромное моральное значение для французов. В 1943 году, когда казалось, что живые силы Франции парализованы, два французских артиста решили показать, что душа раненой Франции непобедима. Несмотря на трудности, как будто непреодолимые, вооруженные только верой, Маргарита Лонг и Жак Тибо основали национальный конкурс.
А трудности были страшные. Судя по рассказу Лонг, передаваемому в книге С. Хентовой, нужно было усыпить бдительность гитлеровцев, представив конкурс как безобидное культурное начинание; требовалось достать деньги, которые в конце концов предоставила фирма грамзаписи «Патэ — Mapкони», взявшая на себя и организационные хлопоты, а также субсидировавшая часть премий. В июне 1943 года конкурс наконец состоялся. Его победителями стали пианист Самсон Франсуа и скрипачка Мишель Оклер.
Следующий конкурс состоялся после войны, в 1946 году. В его организации приняло участие правительство Франции. Конкурсы превратились в национальное и крупнейшее международное явление. На пяти конкурсах, прошедших с момента их основания до кончины Тибо, участвовали сотни скрипачей мира.
В 1949 году Тибо был потрясен смертью своей любимой ученицы Жинетт Невэ, погибшей при авиационной катастрофе. На очередном конкурсе выдавалась премия ее имени. Вообще одной из традиций парижских конкурсов стали именные премии — премия памяти Мориса Равеля, премия имени Иегуди Менухина (1951).
В послевоенный период активизировалась деятельность музыкальной школы, основанной Маргаритой Лонг и Жаком Тибо. Причины, побудившие их создать это учреждение, заключались в неудовлетворенности постановкой музыкального образования в Парижской консерватории.
В 40-е годы в Школе было два класса — фортепианный, руководимый Лонг, и скрипичный — Жаком Тибо. Им помогали их ученики. Принципы Школы — строгая дисциплина в труде, тщательный анализ собственной игры, отсутствие регламентации в репертуаре с целью свободного развития индивидуальности учеников, но главное — возможности заниматься у столь выдающихся артистов привлекали в Школу множество учеников. Воспитанников Школы знакомили, помимо классических произведений, со всеми крупными явлениями современной музыкальный литературы. В классе Тибо разучивались произведения Онеггера, Орика, Мийо, Прокофьева, Шостаковича, Кабалевского и др.
Все более и более развертывавшуюся педагогическую деятельность Тибо прервала трагическая смерть. Он ушел из жизни полным огромной и еще далеко не исчерпанной энергии. Неумирающей памятью о нем остаются учрежденные им конкурсы и Школа. Но для тех, кто знал его лично, он останется еще Человеком с большой буквы, обаятельно простым, сердечным, добрым, неподкупно честным и объективным в суждениях о других артистах, возвышенно чистым в своих художественных идеалах.
Л. Раабен
