Советские примадонны: Надежда Обухова

Надежда Обухова

В начале марта сего года исполнилось 125 лет со дня рождения великой русской певицы Надежды Андреевны Обуховой. А 15 августа минет ровно полвека как не стало золотого голоса земли русской… Одним словом, год юбилейный — обуховский. Об Обуховой написаны горы литературы, многочисленны исследования ее творчества, ее биография хорошо известна в мельчайших подробностях, тем более, что вся жизнь певицы прошла в родной стране, в ее родной Москве, в Большом театре. Кстати, родная сцена в конце марта посвятила юбилею артистки одну из «Царских невест» — спектакля, декорации и костюмы к которому создавались в 1927 году еще самим Федоровским, и в котором много певала Обухова. Мы решили отметить память Надежды Андреевны в нашем цикле «Советские примадонны» фрагментами из книги Георгия Поляновского, посвященной творчеству великой певицы.

Основные черты исполнительского стиля

«Каждый художник имеет свою излюбленную тему в искусстве. Именно ей отдает он силы и вдохновение, именно она звучит в его творчестве особенно ярко и неповторимо». Слова эти (из статьи «Дорогие сердцу образы») Надежда Андреевна обращала к творчеству особенно любимого ею Н. А. Римского-Корсакова (статья писалась в связи с пятидесятилетием со дня смерти композитора), но их, безусловно, следует понимать шире. Продолжим цитату:

«Есть эта тема и в музыке Римского-Корсакова — чудесного, проникновенного певца русской природы, русского народного быта. В его произведениях прекрасно воплощен национальный русский характер во всей его самобытности — чистый и сильный, суровый и любящий, мужественный и трогательный.

Большинство опер Римского-Корсакова посвящено русской тематике — сказочной, былинной или исторической. Гениальный композитор всегда наполняет образы своих героев дыханием, жизни, делает их мысли и дела близкими современному слушателю.

С детства я люблю русскую природу, русскую деревню, мне дороги черты русских людей. Поэтому мне особенно близки и понятны произведения Римского-Корсакова. Созданные им поэтические образы глубоко волнуют меня, помогают разобраться в жизненных ощущениях и облагораживают душу.

Я счастлива, что за годы работы в Большом театре мне пришлось петь во многих операх Римского-Корсакова. Уже в свои первые сезоны я спела Любаву в „Садко", Любашу в „Царской невесте", Кащеевну в „Кащее бессмертном", Весну в „Снегурочке". Позже я пела Ганну в „Майской ночи". Партии эти составил основу моего оперного репертуара, я пела их много лет. Они были мне по душе своей широкой напевностью, близкой к характеру подлинных русских песен. Покоряла и их человечность — качество, всегда дорогое для артиста» (курсив наш.— Г. П.).

Вот, думается, исходные положения, на которых надежно покоятся, как на нерушимом народно-песенном фундаменте, эстетические воззрения Н. А. Обуховой. Создавая любимые образы, она руководствовалась их человечностью, реалистической сущностью, раскрывая в них — через их музыкальное содержание — «дыхание жизни», сосредоточивая внимание на мыслях и поступках своих героев, делая их близкими современному слушателю.

Вспомним лучшие партии, воплощенные на сцене Обуховой: трагические Любаша («Царская невеста»), Марфа («Хованщина») и Любовь («Мазепа»), тоскующая верная жена Садко Любава, сказочные Весна и Кащеевна, полная страсти Кончаковна, коварная обольстительница Марина Мнишек... В обрисовке каждой из них, столь несхожих, даже полярных в своей устремленности, но живущих на оперной сцене волнующе и полнокровно благодаря проникновенному раскрытию их образов через гениальную музыку, Обухова была беспощадно требовательна к себе. Она решительно избегала мешающих пению лишних жестов, отвлекающих зрителя от главного в «вокальном действии». Ей чужды были котурны ложного классицизма. Глубоко продуманная естественность жизненного поведения героинь Обуховой проистекала из полного слияния артистки с воплощаемым образом. Способность вживания в создаваемые на сцене характеры была воспитана в ней еще в консерваторские годы. Она понимала, что музыку непременно надо научиться слушать не только в нотной строчке, в оркестре, а в самой себе. Впитывать в себя главные темы, определяющие и становление рисуемого композитором образа, и его развитие,— такова основная задача. Научившись этому, певица погружалась в музыкальное звучание целиком, безраздельно отдаваясь потоку мелодий, гармоний, оркестровому раскрытию малейших душевных движений героини, окружающих ее персонажей. Обухова за роялем досконально изучала все музыкальные перипетии образа, стараясь воображением дорисовывать возможные варианты сценических положений, предполагаемых режиссером мизансцен.

Чтобы определить ведущую черту в вокально-сценическом исполнении Обуховой, надо прежде всего вспомнить, с какой буквально потрясающей сердца слушателей простотой, взволнованностью, естественностью пела и играла артистка. Ей всегда претила поза, желание выпячивать свою роль на первый план, представление, демонстрация жизни на сцене. Пение как логическое продолжение, как эмоциональная пульсация человеческой речи, а не как концертная вставка — этому руководящему принципу всегда была верна Надежда Андреевна.

Исключительное внимание, бережное отношение артистки к слову — в операх (в арии или речитативе, в ансамблевых репликах), в песнях и камерно-романсовом репертуаре — было залогом максимальной выразительности, художественной достоверности образа. Путь певицы к постижению роли — во всей ее вокально-сценической сложности — начинался с тщательного изучения клавира. Карандашные пометки, в изобилии встречающиеся в клавирах «Хованщины» или «Царской невесты», да и в ряде других, помогают раскрыть побудительные причины того или иного толкования роли. Обухова рассказывала, что, прежде чем спеть, даже начерно, ту или иную фразу, много и долго вынашивала ее своим внутренним слухом. Когда убеждалась, что интонации фразы сливались мысленно не только со словом, но и с рисуемым воображением образом, вполголоса напевала мелодию, снова придирчиво и требовательно сверяя, полностью ли синхронны, вполне ли совпадают эти интонации с характером звучания голоса, какие динамические оттенки следует подчеркнуть.

О характере своей работы, раскрытии как бы второго плана образа, его живых человеческих качеств Надежда Андреевна позже писала:

«Подолгу сидя у рояля с клавиром, вдумывалась в каждое слово, фразу, ища верную смысловую интонацию, впевалась в каждую ноту, добиваясь ее естественного звучания... С самого начала я не ограничивалась изучением только музыкального материала. Мне хотелось найти эмоциональную окраску каждого момента сценической жизни Любаши, исходя из понимания образа в целом».

Певица отмечала удивительное знание Римским-Корсаковым возможностей человеческого голоса. «Он строит вокальные партии в своих операх очень удобно, не затрудняя певца излишне высокой тесситурой (за исключением партии Шемаханской царицы, где это внутренне оправдано),— писала она.— Вокальный рисунок всегда полностью соответствует смысловым задачам, Это дает возможность исполнителю не думать о трудностях партии и все внимание сосредоточить на выразительном пении, на создании вокального образа. Разумеется, оперы Римского-Корсакова требуют хорошей певческой школы, отличного владения звуком, а главное, широкой, свободной кантилены.

Изучение партий в операх Римского-Корсакова, исполнение их на оперной сцене — превосходная школа мастерства. Успех в этом сложном деле будет сопутствовать певцу только в том случае, если он подчинит все средства выразительности единой задаче — созданию цельного, яркого, правдивого музыкально-сценического образа».

Итак, создание вокального образа, не раздробленного на мелкие, несущественные детали; выполнение смысловой задачи средствами музыкальной выразительности; наличие хорошей певческой школы, не отвлекающей мыслью о технических трудностях, необходимости их преодоления от решения главной задачи — создания вокального образа. Наконец, широкая, свободная кантилена. К этому стремилась Обухова, этого достигла в высочайшей степени, именно эти черты и составили исполнительский облик певицы, определили стиль ее исполнительства, его душевность, цельность, человечность.

Работа над образом

Сила сценических образов русских женщин из опер Римского-Корсакова, Мусоргского, Чайковского — Любаши, Любавы, Марфы, Полины, Любови, так же как и образов полярной направленности—Кончаковны и Кащеевны, созданных Обуховой,— в том, что они прежде всего вокальны, изначально музыкальны и в то же время предельно драматичны, хотя драматизм каждой из них глубоко индивидуален, не стандартен в своем выражении.

Артисткой достигнута та степень высоты в искусстве перевоплощения, которая по преимуществу в русском оперном театре обрела социальную остроту и силу реалистического обобщения.

Надежда Андреевна говорила, что наиболее любимых ролей у нее три: Любаша, Кармен и Марфа. Но, независимо от этого субъективного ощущения и оценки, назовем еще ряд ролей, в которых Обухова была особенно хороша и любима сотнями тысяч ее слушателей. Это, прежде всего, Любава («Садко») и Любовь («Мазепа»); это первая из порученных ей Большим театром ролей — Полина («Пиковая дама»), это и Весна («Снегурочка»), и Кончаковна («Князь Игорь»), и Кащеевна («Кащей бессмертный»), и Марина Мнишек («Борис Годунов»); это, наконец, Амнерис («Аида») и Далила («Самсон и Далила»).

Любаша, Любава и Марфа — образы ярко национальные. Им присуще проявление большой силы и ясности, цельности типично русских характеров, всепоглощающее чувство любви, высокий драматизм, достигающий трагических вершин («Царская невеста»), накала страстей («Хованщина»), эпического звучания («Садко») .

Полина, Любовь и Весна — образы, по своему эмоциональному содержанию не уступающие названным выше, но более локальные, в чем-то контрастирующие им, но также глубокие и чистые по национальной сущности.

Образы Марины, Кончаковны и Кащеевны объединяет напряжение страсти, по-разному направленной: властолюбие, эгоизм любви, ненависть, переходящая в неистовую любовную страсть.

Кардинальную по своему значению группу составляют классические роли западноевропейской оперной драматургии: Кармен, Амнерис и Далила.

Любовь народа

Говоря о любви народа к искусству Н. А. Обуховой, я позволю себе привести один эпизод, относящийся к послевоенному периоду. В 1947—1948 годах в одном из госпиталей на излечении находились раненные в боях Великой Отечественной войны офицеры и солдаты. С исключительной стойкостью и мужеством боролись они со страшным недугом (у большинства из них был поврежден спинной мозг). Среди раненых выделялся своей молчаливостью и сосредоточенностью полковник Н. Казаков. Вместе с другими посетителями к раненым ходил лектор, рассказывавший о русской классической музыке, о народной песне, о советских композиторах, о советской исполнительской культуре, о лучших советских певцах. Как-то рассказал он и об Обуховой. Глаза полковника Казакова стали внимательными. Обычно неразговорчивый и даже суровый, он вдруг попросил: «Расскажите об Обуховой все, что знаете». Когда все было рассказано — о всех ролях, романсах и песнях, о личных встречах,— полковник оживился. Он с улыбкой показал на радиоприемник, стоявший на маленьком столике возле его изголовья. По нему Казаков ловил станцию, по которой часто после двенадцати часов ночи передавали в грамзаписи выступления Обуховой.

Казаков рассказал о том, что переживал он, советский полковник, слушая песни и романсы в исполнении любимой певицы. Физические страдания утихали, настроение прояснялось, тишина переставала давить, и весна вдруг властно растворяла двери и окна палаты. Какими эпитетами не наделял полковник Казаков любимый им голос! Он находил какие-то свои, особые слова и так закончил вдохновенную речь о целительности искусства любимой артистки: «Жить в страданиях становилось легче, и больше сил рождалось к сопротивлению. Это же сама любовь к жизни — голос Обуховой... В нем мы слышим голос Родины».

Так думают миллионы советских людей, воинов, рабочих, ученых, студентов, колхозников, так они относятся к правдивому и прекрасному искусству Обуховой.

Просматривая листки программ концертов начиная с 1912 года, невольно обращаешь внимание на то, что Надежда Андреевна часто выступала в пользу студенческих касс взаимопомощи или раненых воинов (концерты в 1914—1917 годах). Затем она пела в Колонном зале Дома Союзов, в концертах, организованных для рабочих (проводы в Красную Армию призывника, сына рабочего завода имени М. В. Фрунзе Николая Михайловича Щукина). Часто выступала Надежда Андреевна в концертах, посвященных Красной Армии, в частях Советской Армии, по заданиям Политического Управления Главсевморпути, в концертах Всесоюзного театрального общества и ряда других организаций. Много концертов было спето Надеждой Андреевной по радио начиная с памятной всем радиолюбителям даты — 8 сентября 1924 года, когда Общество радиолюбителей РСФСР устроило в Большом театре первый радиопонедельник. Связь с тысячами простых советских людей, возникшая в результате этой прекрасной, подлинно массовой музыкально-популяризаторской работы, поддерживалась благодаря интенсивной двусторонней переписке.

Перед нами гора писем. Откуда только не приходили письма к любимой певице! Перечислять их — значило бы мысленно окинуть взглядом обширнейшие пространства нашей великой Родины, от самого севера до крайнего юга, от Дальнего Востока до западных границ. Ежедневно почтальон приносил Надежде Андреевне десятки писем. Адресата находили, даже если не была обозначена улица, номер дома. «Москва — Обуховой». Какой гордостью должно наполняться сердце артистки, постоянно получающей бесчисленные знаки внимания, любви, признательности народа за ее благородное, подлинно народное искусство!

Надежда Андреевна ни одного письма не оставляла без ответа. Писала она тепло, участливо, глубоко интересуясь своей многочисленной аудиторией. Возникала любопытная переписка, в которой слушатели делились с любимой певицей не только впечатлениями об ее искусстве и мастерстве, но и касались многих сторон личной и общественной жизни, тесно и гармонично связанных в нашей стране. Из многих сотен писем приведу наиболее показательные для всенародной любви, которой дарят свою певицу советские люди,— почти все они относятся к периоду Великой Отечественной войны.

24 марта 1943 года гвардии капитан Георгий Зыков по поручению нескольких солдат писал Н. А. Обуховой из госпиталя:

«Нет большего наслаждения для меня и моих боевых друзей, чем слушать исполняемые Вами наши родные русские песни. Кажется, что в темноту и холод нашей землянки незримо входит вся — и нежная, и могучая — прелесть нашей великой Родины. И оглушительные разрывы снарядов, и треск очередей пулеметов — все это куда-то уходит, и слышится только один Ваш голос, и кажется, что Вы здесь, рядом, и стоит только оглянуться, чтобы увидеть Вас...

Великое и самое большое чувство, которое наполняет нас,— это любовь к нашей Родине. Оно помогает нам переносить все тяготы и лишения войны, заставляет презирать и побеждать смерть.

Мы медленно, но верно идем по украинской земле, все дальше и дальше гоним на Запад фашистских грабителей.

Суровую школу борьбы приходится проходить моим молодым бойцам. Я смотрю на лица, уже прорезанные морщинками переживаний, на глаза, затемненные неукротимым гневом, и чувство огромной гордости за каждого из них, за всю нашу страну заставляет быстрее биться сердце, и возникает глубокая уверенность в том, что нас, русских, победить нельзя. В дни жестокой, беспощадной борьбы огрубели сердца. Казалось бы, что кровь и смерть заглушили и отодвинули далеко всю русскую нежность и лиричность в душе воина. Но вот минутка передышки после боя, и бойцы, набившись в темный блиндаж, просят: „Как бы послушать Надежду Андреевну..." Пластинки с вашим исполнением очень берегутся у нас. Были случаи во время больших боев под великим Сталинградом, когда нас день и ночь бомбили фашистские стервятники, бойцы с осторожностью, нежно прятали патефон и пластинки. А в другой раз, когда разбился патефон, бойцы долго бережно носили в походе одни пластинки, пока мы вновь не обзавелись патефоном.

У нас в части в каждом подразделении есть свои любимцы из музыкантов, певцов и артистов нашей страны. В моем подразделении безраздельно господствуете Вы, Надежда Андреевна. И вот слушают бойцы песни и романсы, исполняемые Вами, и становятся задумчивыми их лица, чувствуешь, что мысли у всех далеко-далеко... А потом — сколько мыслей, сколько мечтаний о будущем!.. Один мечтает о том, что вот кончится война, приедет он домой, заведет обязательно патефон и будет приобретать только Ваши пластинки; другой — о том, что непременно побывает в Москве, постарается лично увидеть Вас и поблагодарить за те светлые минуты, которые доставили Вы ему своим исполнением.

Огромную зарядку патриотического чувства вносите Вы, Надежда Андреевна, своими песнями в нас в этой суровой боевой обстановке, и мы все бываем заметно огорчены, когда нам долго не представляется возможным Вас слышать.

Сейчас по причине ранения я на некоторое время оторвался от своих друзей и нахожусь в госпитале. Скучно — невозможно! Хочется скорее вернуться на передовую и снова вместе со своими боевыми друзьями-сибиряками гнать дальше на Запад ненавистного врага... Желаю Вам, Надежда Андреевна, здоровья, здоровья и еще больших успехов в Вашем творчестве. Жму Вашу руку. Прошу извинить, но лежа так неудобно писать...»

Письмо это дорого не только Обуховой, но и всем советским патриотам. В нем просто и правдиво выражены чувства нашего советского бойца, его неизмеримо выросшая культура, его любовь к родному искусству. И так естественно, с трогательной наивностью признание во всем этом обращено к любимой певице советского народа, его национальной гордости.

11 июля 1945 года. Сорок километров севернее Берлина. Двадцать солдат Советской Армии, все москвичи, прислали Надежде Андреевне простое и волнующее своей искренностью письмо. После многих слов восторга они пишут: «И последняя откровенность — хотим Вам после завершения победы над врагом сказать: все время нас воодушевляли Ваши романсы ,и песни, потому что они очень были для нас понятны и близки простотой исполнения...» Следует двадцать подписей.

Вот отрывок из другого письма: «Мы, ленинградцы, слушали Вас среди воя сирен, разрывов бомб и в обстановке ужасов блокады. Мы, больные ленинградцы нашей больницы им. XX Октября, среди которых многие лежат по два года неподвижно (в том числе и автор этих строк), всегда с волнением слушаем Ваш голос, и он вливает в нас бодрость и надежду, как и в военное время, и утверждает победу свободного человеческого духа. Но что дороже образов, какие вызывает Ваше пение: какая правдивая, горячая душа звучит и дышит в Вашем голосе, хватает прямо за сердце, прямо за его русские струны...»

Москвич В. К. пишет: «Много лет, но не менее двадцати, то есть с того времени, когда мне удалось в глухой рязанской деревне установить детекторный радиоприемник, и до сих пор, когда я уже имею современный радиоаппарат, я слушаю Вас по радио. Гордость силой таланта русской певицы, потрясающе глубокие волнения и переживания от звуков музыки, передаваемой обворожительной красотой Вашего голоса, задушевность народных песен, так сердечно распеваемых Вами, и еще что-то несказанно большое и сильное наполняет наши сердца. Да и как не быть обновленным, слушая Ваше пение, мощное и звучное, чистое, как горный ручей, зовущее к радостям жизни и воспевающее ее!.. К Вам с каждым новым выступлением вашим все нарастает душевная расположенность и любовь...»

В 1946 году Н. А. Обухова концертировала в Ленинграде. Вот один из многих откликов на эти концерты. Пишет доктор медицинских наук К. Ш.: «Вчера мы почувствовали истинное искусство — в Вашем творчестве. Все мы много пережили за войну, за ленинградскую блокаду, которую все прожили здесь... Наши семьи погибли от голода... Наши сердца застыли... Только вчера наступило просветление и уменьшилась огромная тяжесть. Вероятно, это массовое явление, поэтому таким безумием восторга была охвачена вся публика. Низким поклоном еще раз благодарю и приветствую Вас — первую певицу России... Ваша музыка вчера вдохновила меня на продолжение научной работы...»

В грозные дни октября — декабря 1941 года голос Надежды Андреевны особенно часто звучал по радио. Сохранились сотни писем, адресованных Обуховой, в которых говорится о значении ее благородной деятельности. А скольким раненым бойцам дарила Надежда Андреевна радость общения с искусством во время своих посещений госпиталей! Народ любовно принимал великую певицу — и скромную, ко всем внимательную и сердечную советскую женщину — Н. А. Обухову. Еще до войны она рассказывала мне как-то о своих впечатлениях от встречи с колхозниками Московской орденоносной области, собравшимися на ее концерт:

«С огромным удовлетворением я приняла участие в колхозном фестивале музыки, проводимом ныне по всему необъятному нашему Союзу. Выросшие культурные требования масс ярко продемонстрированы на этом фестивале. Колхозники обращались ко мне с просьбами спеть классические арии, романсы, и я с наслаждением пела для них, найдя в колхозной массе слушателей подлинно культурных ценителей искусства.

Свыше тысячи колхозников собрались на мой творческий рапорт в прекрасном помещении клуба в Павловом Посаде. Проникновенно, восторженно внимали они и песне Любавы, покинутой жены гусляра Садко, и простосердечной песенке пастушка Леля, и пылкой, горячей „Хабанере" Кармен. Ни шороха, ни шелеста не было в зале во время исполнения — все словно замерли...

Точно так же колхозники внимательно и любовно слушали игру моих товарищей — виолончелиста Адамова, скрипача Шереметьева и пианиста Сахарова. Атмосфера глубокого творческого взаимопонимания царила в зале и на сцене в продолжение всего концерта. Приятно и радостно петь и творить для такого слушателя, как наш советский колхозный, рабочий слушатель. Приятно и радостно сознавать себя участницей культурного строительства в нашей великой стране. Приятно и радостно чувствовать, что искусство твое жадно воспринимается пытливым, умным, культурно выросшим слушателем. Где еще в мире возможен такой контакт между массовым слушателем и народным артистом, как в нашей советской Родине?»

В этих словах певицы-патриотки звучит великая любовь к своему народу и гордость за него.

Приведем еще письмо к Обуховой из Владивостока:

«Обожаемая товарищ Обухова! Группа солдат — любителей радио шлет Вам пламенный воинский привет и желает Вам наилучших успехов. В знак своего восхищения и истинно огромной симпатии к Вашему выступлению высылаем наш скромный „солдатский подарок". От всего сердца просим принять его и исполнить нашу просьбу, если сможете, то есть спеть нам песенку „Белая береза", если нет, то „Кисет". К сему солдаты...» Следует пять подписей.

Одновременно с этим письмом пришло другое:

«В знак своего восхищения и выражая свою любовь к тем песням, которые Вы исполняете, я высылаю маленький цветной рисунок от себя и от своих друзей: Коли, Пети, Шуры и других, которые, зная мою склонность к рисованию, посоветовали мне посвятить Вам от них и от себя маленькую розочку в виде нашего скромного солдатского подарка. Желаем Вам больших успехов в трудной и почетной культурной работе и желаем слушать в Вашем исполнении вот эту песенку „Белая береза"...» (приводится текст песни).

В этом письме все идет от сердца, большого, настоящего сердца советского человека. Товарищеская манера разговора с любимой артисткой и с простым, всем доступным советским человеком — разве это не типично для выражения истинных чувств, питаемых миллионами советских людей, солдатами и офицерами, колхозниками и инженерами, рабочими и студентами, молодежью и стариками к прекрасному родному искусству, воплощенному в пении Н. А. Обуховой?!

Присланный солдатами из Владивостока рисунок наивен и незатейлив. Три розы: одна — пышно распустившаяся, вторая — полубутон, но уже чарующая своими формами, и третья — только обещающий распуститься бутон. Но эти розы символизируют любовь народа к певице.

В столь наглядной форме получала артистка многочисленные доказательства всенародного признания в любви. Надежда Андреевна любила эти письма, бережно хранила их, перечитывала. И отвечала на них не только письмами, теплыми, участливыми словами, но и делом.

Вот она садится за рояль, перебирает пачку нот и обращается к записи русской народной песни — ее обещал гармонизовать постоянный спутник и первый советчик певицы в ее концертной деятельности — Матвей Иванович Сахаров. И тихо, словно про себя, в раздумье, Надежда Андреевна напевает дивную народную мелодию «У зари-то, у зореньки». Затем берет романс Рахманинова «Полюбила я на печаль свою» и говорит: «А потом примусь за этот романс, близкий и родной по музыке...»

Великая народная любовь осеняет только верное и ценное в нашей жизни. Наш народ дарил свою любовь Надежде Андреевне Обуховой, потому что он это верное и ценное находил, слышал, безошибочно чувствовал в ее искусстве — искусстве большой человеческой правды.

Источник: Поляновский Г. А. Н. А. Обухова: Монография. – М.: Музыка, 1980

Подготовка текста к публикации – А. Матусевич

реклама

Ссылки по теме