Piano Concerto No. 1 (e-moll), Op. 11
В первой части концерта ми минор (1830, посвящён Ф. Калькбреннеру) — гораздо большая ясность формы, чем в первой части концерта фа минор. Тональный план обращает внимание своеобразием. В нем классическая схема опять „вывернута" (как в сонате c-moll и трио g-moll): в экспозиции дано тональное единство (e-moll — E-dur), а в репризе — различие — противоречие (e-moll — G-dur). Тем самым классический принцип тональной борьбы и заключительного вывода-синтеза — заменяется романтической контрастностью (здесь мягкой), фрагменты которой подчас несколько формально связаны друг с другом, что можно видеть, например, в переходе к первому, C-dur'ному solo в разработке.
Все это, однако, не мешает ясной планировке тональных отрезков, центров и пространств первой части концерта. Это облегчается и чрезвычайной рельефностью тематизма, намного превосходящей рельефность тематизма первой части концерта f-moll.
И первую и вторую темы Allegro концерта e-moll можно считать ярчайшими образцами романтически-сентиментального мышления юного Шопена:
Внимая этим темам (Сравни тему примера 27 с темой романса Гурилева „Разлука" („На заре туманной юности"). Близость — разительная, и С. Лобачевская даже предполагает, что у Гурилева и Шопена был одинаковый народнопесенный источник.), задаешь себе вопрос: в чем их типичность, характерность?
Их создает целый ряд факторов. Во-первых, спокойное движение, обыгрывание выразительных изгибов. Весьма характерен, например, ход g-fis-e-h в тактах 2-3 из примера 27 (представляющий обращение „шопеновского мотива" Микетты). Такое излюбленное романтиками, особенно славянскими, движение с терции тоники на ее основной тон и затем скачок вниз на квинту носит в мажоре светлый, а в миноре печальный, в обоих случаях — ласково убеждающий, молящий характер. Во-вторых, задержания и непрестанное подчеркивание терций и квинт аккордов (а не их основного тона) (Известно пристрастие романтиков к окончанию пьес тоникой в мелодическом положении терции или квинты (а не основного тона) с целью придать и заключительному аккорду неполную устойчивость, „устремленность". Из произведений Шопена многие оканчиваются в мелодическом положении терции и меньшее число — в положении квинты.). Это способствует романтической томительности, неопределенности. Соответственно применены и гармонические средства, прежде всего аккорда из двух малых и одной большой терций, роль которого в первой части e-moli'ного концерта очень велика.
У шопеновского концерта e-moll, как и у концерта f-moll, есть предшественники. Так, сравнивая первую часть концерта с первыми частями концертов Гуммеля a-moll op. 85 и h-moll op. 89, мы находим немало точек соприкосновения. Употребление тремоло, смены ритмических длительностей, планировка спокойных и драматически напряженных фрагментов, наконец, самый интонационный материал гораздо яснее, чем в концерте f-moll, ведут свою родословную от Гуммеля. Но, вопреки элементам сходства, шопеновская мелодика (согретая теплотой переживаний и великолепно развивающаяся) несравнимо выше мелодики Гуммеля, слегка жеманной и суховато-чувствительной. Несмотря на использование Шопеном ряда интонационных традиций западноевропейской музыки, мелос обеих тем первой части концерта e-moll отличается глубоко славянским характером своей пластической и задушевной напевности. Поэтому и легко проследить тут интонационное родство Шопена с Гурилевым, Глинкой, Чайковским.
Вторая часть e-moll'ного концерта, пожалуй, менее непосредственна, чем аналогичная часть концерта f-moll. Это не мешает ей быть совершенной в своем роде. Как и та, она приближается к типу шопеновских ноктюрнов (здесь образы воды, баркарольность) и, вместе с тем, дает прекраснейшие образцы юношеской шопеновской мелодики. Сам Шопен писал об этой части Т. Войцеховскому:
„Adagio (на самом деле — Larghetto, как и в концерте f-moll, как и в концертах Гуммеля. — Ю. К.) нового концерта — в E-dur. Оно не мощное, а скорее напоминает романс, спокойное, меланхолическое и должно производить впечатление ласкового взгляда туда, где думается о тысяче дорогих воспоминаний. Это какое-то мечтание в прекрасное весеннее время, но при месяце. Поэтому и сопровождается оно сурдинами, то есть скрипками, приглушенными родом гребешков, которые, сидя верхом на струнах, придают им какой-то носовой, серебристый звучок. Может быть, это и плохо, но чему стыдиться, если пишешь плохо помимо своего ведома — только результат покажет ошибку".
Итак, опять ноктюрн. Хорошо пишет об этом Larghetto А. Соловцов: „В многообразной, изящной, чисто шопеновской орнаментике слышатся неясные голоса природы — шелест листьев, всплески воды, соловьиные трели. Колоритная звукопись, окрашенная в светло-мечтательные тона, сменяется то ласково-нежными, то пылкими речевыми интонациями".
В мелодике этой части мы находим, опять-таки, целый ряд характернейших черт: выделение квинт и терций, ходы септим (такты 24 и 26), национальные обороты, задержания и т. п.
В мелодии и гармонии E-dur'ного периода слегка намечаются интонационные моменты несравненного этюда ор. 10 № 3. Ломаный пассаж триолей (пример 29) дает образец шопеновской мнимой полифонии (спускающийся гаммовый ход верхнего мнимого голоса):
Этот же пассаж (наряду с пассажем из такта 39 от начала полонеза ор. 22) уже намечает техническую фактуру и мелодические обороты-обыгрывания этюдов Ges-dur (ор. 10) и a-moll (ор. 25 № 11). Двумя тактами позднее цитированного пассажа — интонационный зародыш gis-moll'ного (терцевого) этюда (В работе L. Hernadi показана на примерах органическая связь технической фактуры концертов Шопена с его этюдами. Очевидно, в некоторых случаях этюды предваряли технику концертов, а в других случаях являлись фиксацией ужо примененного (см. ,,Kwartalnik muzyczny", 1949, № 26—27, стр. 375—376).), а несколько дальше фактурные особенности, заставляющие вспомнить о баркароле ор. 60 и колыбельной ор. 57.
В конце первого solo — типичные для Шопена обыгрывания квинты тонического трезвучия верхним вспомогательным тоном (в сущности, это неполное плагальное диатоническое обыгрывание). Затем — мелодический оборот, начинающий выразительный cis-moll'ный фрагмент чувствительно-романтической лирики. Попевка ярко выраженного фольклорного типа, обведенная кружком, относится к числу излюбленных Шопеном, что вновь указывает на значительную определенность и стойкость шопеновских интонаций:
Примечательно проведение (с такта 80) темы (раньше H-dur'ной) в Gis-dur. Это уже очевидная трактовка соотношения всех трех тональностей (Е-Gis-H) как терцево-тонического.
Финал концерта (рондо с двумя темами) написан с мастерством и ясностью, не уступающими таковым качествам финала концерта f-moll, но не обладает его живой непосредственностью. В финале концерта e-moll больше виртуозного блеска и „внешней" игры красок. Не буду останавливаться на вновь выступающих тут чертах народности — в характерном аккомпанементе, в попевках тем (первой, второй, связующей), в ритмике и т. п. Тональный план финала весьма рельефен, он строится (как еще в рондо ор. 5) на чередовании тоники и субдоминанты, тоники и доминанты. Особо интересна кода финала и всего концерта. В ней — показательное новообразование шопеновской фактуры: стремительные гаммовые ходы постепенно поднимаются волнами из басов, захватывают все более высокие регистры фортепиано и заставляют радостно, импульсивно звенеть их. Это — quasi-импрессионистический заключительный „праздник" ликующей тоники — словно прообраз еще более яркой коды шопеновской тарантеллы.
Партии оркестра в концертах (и других концертных произведениях) Шопена до сих пор не были подвергнуты обстоятельному разбору. Высказывались даже мнения, что эти партии написаны не Шопеном (подозрение падало, в частности, без должных оснований, на И. Добжиньского).
Мнения в большинстве сходились (и сходятся) на том, что оркестр концертных произведений Шопена бледен и играет чисто служебную роль. Великий мастер оркестрового колорита — Берлиоз — говорил даже, что этот оркестр „не что иное, как холодный и почти бесполезный аккомпанемент".
То, что фортепиано играет в концертных произведениях Шопена главенствующую роль — бесспорно. Но мера этого главенства не везде одинакова: оно безраздельно в полонезе ор. 22 и приметно скромнее в концертах. Когда все уцелевшие подлинники партитур Шопена будут опубликованы и изучены, выяснится, вероятно, что, вовсе не претендуя на симфонизм концертных сопровождений и выказывая множество неловкостей оркестровки (в силу недостатка опыта и, отчасти, интереса), Шопен, однако, неоднократно проявлял и в области оркестра то чутье тембрового колорита (вспомним, хотя бы, интродукцию Краковяка), которым в высшей, непревзойденной степени отмечен его пианизм.
Ю. Кремлев
