Leopold Auer
О своей жизни Ауэр много интересного сообщает в собственной книге «Среди музыкантов». Написанная уже на склоне лет, она не отличается документальной точностью, но позволяет заглянуть в творческую биографию ее автора. Ауэр — свидетель, активный участник и тонкий наблюдатель интереснейшей эпохи в развитии русской и мировой музыкальной культуры второй половины XIX века; он был выразителем многих прогрессивных идей эпохи и до конца своих дней оставался верным ее заветам.
Родился Ауэр 7 июня 1845 года в маленьком венгерском городке Весприме, в семье ремесленника-маляра. Занятия мальчика начались в 8-летнем возрасте, в консерватории Будапешта, в классе профессора Ридлея Конэ.
О матери своей Ауэр не пишет ни слова. Несколько колоритных строк посвящает ей писательница Рашель Хин-Гольдовская, близкая подруга первой жены Ауэра. Из ее дневников узнаем, что мать Ауэра была ничем не приметной женщиной. Позднее, когда муж умер, она содержала галантерейную лавочку, на доходы от которой скромно существовала.
Детство Ауэра было нелегким, семья часто переживала материальные затруднения. Когда Ридлей Конэ устроил своему ученику дебют на большом благотворительном концерте в Национальной опере (Ауэр исполнил Концерт Мендельсона), мальчиком заинтересовались меценаты; при их поддержке юный скрипач получил возможность поступить в Венскую консерваторию к известному профессору Якову Донту, которому и был обязан своей скрипичной техникой. В консерватории Ауэр посещал также квартетный класс, руководимый Иосифом Гельмесбергером, где усвоил прочные основы его камерного стиля.
Однако средства на обучение вскоре иссякли, и после 2-летних занятий, в 1858 году он с сожалением покинул консерваторию. Отныне он становится главным кормильцем семьи, поэтому приходится концертировать даже по захолустным городкам страны. Отец взял на себя обязанности импресарио, они нашли пианиста, «такого же нуждающегося, как мы сами, который был готов делить с нами наш убогий стол и кров», и начали вести жизнь странствующих музыкантов.
«Мы постоянно дрожали от дождя и снега, и я часто испускал вздох облегчения при виде колокольни и крыш города, который должен был приютить нас после утомительного странствия».
Так продолжалось 2 года. Быть может, Ауэр никогда не выбился бы из положения мелкого провинциального скрипача, если бы не памятная встреча с Вьетаном. Однажды, заехав в Грац, главный город провинции Штирия, они узнали, что сюда приехал Вьетан и дает концерт. Игра Вьетана поразила Ауэра и отец предпринял тысячу усилий, чтобы великий скрипач послушал его сына. В гостинице их принял сам Вьетан очень приветливо, но весьма холодно — его супруга.
Предоставим слово самому Ауэру: «Г-жа Вьетан села за пианино с нескрываемым выражением скуки на лице. Нервный от природы, я начал играть «Fantaisie Caprice» (произведение Вьетана. — Л. Р.), весь дрожа от волнения. Не помню уже, как я играл, но мне кажется, что я вкладывал в каждую ноту всю свою душу, хотя моя слаборазвитая техника была не всегда на высоте задачи. Вьетан подбадривал меня своей дружеской улыбкой. Вдруг в тот самый момент, когда я достиг середины кантабильной фразы, которую я, признаться, играл слишком уж сентиментально, г-жа Вьетан вскочила со своего места и начала быстро ходить по комнате. Нагибаясь к самому полу, она заглядывала во все углы, под мебель, под стол, под пианино, с озабоченным видом человека, который что-то потерял и никак не может найти. Прерванный так неожиданно ее странным поступком, я стоял с широко раскрытым ртом, недоумевая, что все это могло означать. Сам не менее удивленный, Вьетан с изумлением следил за движениями своей жены и спросил ее, что это она ищет с таким беспокойством под мебелью. «Не иначе, как кошки прячутся где-то здесь в комнате, заявила она, их мяуканье раздается из каждого угла». Она намекала на мое чересчур сентиментальное глиссандо в кантабильной фразе. С того дня я возненавидел всякое глиссандо и вибрато и до самой этой минуты я без содрогания не могу вспомнить о моем визите к Вьетану».
Однако встреча эта оказалась знаменательной, заставив молодого музыканта более ответственно отнестись к себе. Отныне он копит средства, чтобы продолжить образование, и ставит перед собой цель добраться до Парижа.
К Парижу они приближаются медленно, концертируя по городам Южной Германии и Голландии. Лишь в 1861 году отец с сыном достигают французской столицы. Но здесь Ауэр внезапно изменил решение и по совету соотечественников вместо поступления в Парижскую консерваторию направился в Ганновер к Иоахиму. Уроки у знаменитого скрипача продолжались с 1863 по 1864 год и несмотря на кратковременность оказали решающее воздействие на последующую жизнь и деятельность Ауэра.
Окончив курс обучения, Ауэр едет в 1864 году в Лейпциг, куда его пригласил Ф. Давид. Успешный дебют в прославленном зале Гевандхауза открывает перед ним блестящие перспективы. Он подписывает контракт на должность концертмейстера оркестра в Дюссельдорфе и работает здесь до начала австро-прусской войны (1866). На некоторое время Ауэр переселяется в Гамбург, где выполняет функции концертмейстера оркестра и квартетиста, как вдруг неожиданно получает приглашение занять место первого скрипача во всемирно известном Квартете братьев Мюллер. Один из них заболел, и, чтобы не терять концертов, братья вынуждены были обратиться к Ауэру. В мюллеровском квартете он играл вплоть до отъезда в Россию.
Обстоятельством, послужившим непосредственной причиной приглашения Ауэра в Петербург, была встреча с А. Рубинштейном в мае 1868 года в Лондоне, где они впервые играли в цикле камерных концертов, устроенных лондонским обществом «MusicaI Union». Очевидно Рубинштейн сразу заприметил молодого музыканта, и несколько месяцев спустя тогдашний директор Петербургской консерватории Н. Заремба заключил с Ауэром 3-годичный контракт на должность профессора по классу скрипки и солиста Русского музыкального общества. В сентябре 1868 года он выехал в Петербург.
Россия необычайно привлекала Ауэра перспективами исполнительской и педагогической деятельности. Она пленила его горячую и энергичную натуру, и Ауэр, первоначально намеревавшийся прожить здесь лишь 3 года, снова и снова возобновлял контракт, став одним из самых активных строителей русской музыкальной культуры. В консерватории он был ведущим профессором и бессменным членом художественного совета вплоть до 1917 года; вел сольный скрипичный и ансамблевый классы; с 1868 по 1906 годы возглавлял Квартет Петербургского отделения РМО, считавшийся одним из лучших в Европе; давал ежегодно десятки сольных концертов и камерных вечеров. Но главное — он создал всемирно известную скрипичную школу, блистающую такими именами, как Я. Хейфец, М. Полякин, Е. Цимбалист, М. Эльман, А. Зейдель, Б. Сибор, Л. Цейтлин, М. Банг, К. Парлоу, М. и И. Пиастро и многие, многие другие.
Ауэр появился в России в период ожесточенной борьбы, расколовшей русскую музыкальную общественность на два противоборствующих лагеря. Один из них был представлен Могучей кучкой во главе с М. Балакиревым, другой — консерваторцами, группировавшимися вокруг А. Рубинштейна.
Оба направления сыграли большую положительную роль в развитии русской музыкальной культуры. Полемика между «кучкистами» и «консерваторцами» многократно описана и хорошо известна. Естественно, что Ауэр примкнул к лагерю «консерваторцев»; он был в большой дружбе с А. Рубинштейном, К. Давыдовым, П. Чайковским. Ауэр называл Рубинштейна гением и преклонялся перед ним; с Давыдовым его объединяли не только личные симпатии, но и многолетняя совместная деятельность в Квартете РМО.
Кучкисты первое время относились к Ауэру холодно. В статьях Бородина и Кюи о выступлениях Ауэра имеется много критических замечаний. Бородин обвиняет его в холодности, Кюи — в нечистой интонации, некрасивой трели, бесцветности. Но кучкисты высоко отзывались об Ауэре-квартетисте, считая его в этой области непогрешимым авторитетом.
Когда Римский-Корсаков стал профессором консерватории, отношение его к Ауэру в общем мало изменилось, оставаясь уважительным, но корректно холодным. В свою очередь и Ауэр мало симпатизировал кучкистам и в конце жизни называл их «сектой», «группой националистов».
Большая дружба связывала Ауэра с Чайковским и она поколебалась лишь один раз, когда скрипач не смог оценить посвященного ему композитором скрипичного концерта.
Ауэр не случайно занял столь высокое место в русской музыкальной культуре. Он обладал теми качествами, которые особенно ценились в эпоху расцвета его исполнительской деятельности, и поэтому смог выдержать конкуренцию с такими выдающимися исполнителями, как Венявский и Лауб, хотя по уровню мастерства и талантливости им уступал. Современники ценили в Ауэре его художественный вкус и тонкое ощущение классической музыки. В игре Ауэра постоянно отмечались строгость и простота, умение вжиться в исполняемое произведение и передать его содержание в соответствии с характером и стилем. Ауэр считался очень хорошим интерпретатором сонат Баха, скрипичного концерта и квартетов Бетховена. На его репертуаре сказывалось также воспитание, полученное у Иоахима — от своего учителя он воспринял любовь к музыке Шпора, Виотти.
Часто играл он и сочинения современных ему, преимущественно немецких композиторов Раффа, Молика, Бруха, Гольдмарка. Однако если исполнение Концерта Бетховена встречало самый положительный отклик у русской публики, то тяготение к Шпору, Гольдмарку, Бруху, Раффу вызывало большей частью отрицательную реакцию.
Виртуозная литература в программах Ауэра занимала весьма скромное место: из наследия Паганини он играл в молодости только «Moto perpetuo», затем некоторые фантазии и Концерт Эрнста, пьесы и концерты Вьетана, которого Ауэр очень чтил и как исполнителя и как композитора.
По мере появления сочинений русских композиторов, он стремился обогатить ими свой репертуар; охотно играл пьесы, концерт и ансамбли А. Рубинштейна. П. Чайковского, Ц. Кюи, а позднее — Глазунова.
Об игре Ауэра писали, что у него нет силы и энергии Венявского, феноменальной техники Сарасате, «но у него есть не менее ценные качества: это — необыкновенное изящество и округленность тона, чувство меры и в высшей степени осмысленная музыкальная фразировка и отделка самых тонких штрихов; оттого его исполнение отвечает самому строгому требованию».
«Серьезный и строгий художник... одаренный способностью к блеску и грации... вот что такое Ауэр», — писали про него еще в начале 900-х годов. И если в 70—80-х годах Ауэра подчас упрекали в излишней строгости, граничащей с холодностью, то позднее отмечали, что он «с годами, кажется, играет все сердечнее и поэтичнее, все глубже захватывая слушателя своим прелестным смычком».
Красной нитью через всю жизнь Ауэра проходит любовь к камерной музыке. За годы жизни в России он много раз играл с А. Рубинштейном; в 80-х годах большим музыкальным событием было исполнение всего цикла скрипичных сонат Бетховена с известным французским пианистом Л. Брассеном, жившим некоторое время в Петербурге. В 90-е годы этот же цикл он повторил с д'Альбером. Привлекли внимание сонатные вечера Ауэра с Раулем Пюньо; постоянный ансамбль Ауэра с А. Есиповой в течение многих лет радовал ценителей музыки. О работе в Квартете РМО Ауэр писал: «Я сразу же (по приезде в Петербург. — Л. Р.) завязал тесную дружбу с Карлом Давыдовым, знаменитым виолончелистом, который был на несколько дней старше меня. По случаю первой же нашей квартетной репетиции он ввел меня к себе в дом и познакомил со своей очаровательной женой. С течением времени эти репетиции стали историческими, так как каждое новое камерное произведение для рояля и струнных инструментов неизменно исполнялось нашим квартетом, который впервые исполнял его перед публикой. Вторую скрипку играл Жак Пиккель, первый концертмейстер оркестра русской императорской оперы, а партию альта исполнял Вейкман, первый альт того же оркестра. Этот ансамбль играл в первый раз с рукописи ранние квартеты Чайковского. Аренского, Бородина, Кюи и новые композиции Антона Рубинштейна. Славные были дни!».
Впрочем, Ауэр не совсем точен, так как многие из русских квартетов были впервые сыграны другими ансамблистами, но, действительно, в Петербурге большая часть квартетных сочинений русских композиторов исполнялась первоначально этим ансамблем.
Характеризуя деятельность Ауэра, нельзя пройти мимо его дирижирования. Он в течение нескольких сезонов был главным дирижером симфонических собраний РМО (1883, 1887—1892, 1894—1895), с его именем связана организация симфонического оркестра при РМО. Обычно собрания обслуживались оперным оркестром. К сожалению, оркестр РМО, возникший только благодаря энергии А. Рубинштейна и Ауэра, просуществовал только 2 года (1881—1883) и был расформирован из-за недостатка средств. Ауэра как дирижера хорошо знали и высоко ценили в Германии, Голландии, Франции и других странах, где он выступал.
36 лет (1872—1908) Ауэр проработал в Мариинском театре в качестве концертмейстера — солиста оркестра в балетных спектаклях. При нем прошли премьеры балетов Чайковского, Глазунова, он был первым истолкователем скрипичных соло в их произведениях.
Такова в общем картина музыкальной деятельности Ауэра в России.
О личной жизни Ауэра сохранилось мало сведений. Некоторые живые черты в его биографию вносят воспоминания скрипачки-любительницы А. В. Унковской. Она занималась у Ауэра, когда была еще девочкой. «Однажды в доме появился брюнет с небольшой шелковистой бородкой; это и был новый учитель по скрипке — профессор Ауэр. За занятиями следила бабушка. Темнокарие, большие, мягкие и умные глаза его внимательно смотрели на бабушку и, слушая ее, он как будто анализировал ее характер; чувствуя это, бабушка, видимо, смущалась, старенькие ее щеки краснели, и я заметила, что она старается говорить как можно изящнее и умнее — говорили они по-французски».
Пытливость настоящего психолога, которой обладал Ауэр, помогала ему в педагогике.
23 мая 1874 года Ауэр женился на Надежде Евгеньевне Пеликан, родственнице тогдашнего директора консерватории Азанчевского, происходившей из богатой дворянской семьи. Надежда Евгеньевна вышла за Ауэра по страстной любви. Отец ее, Евгений Венцеславович Пеликан — известный ученый, лейб-медик, друг Сеченова, Боткина, Эйхвальда, был человеком широких либеральных воззрений. Однако, несмотря на «либерализм», он очень противился браку дочери с «плебеем», да вдобавок еврейского происхождения. «Для отвлечения, — пишет Р. Хин-Гольдовская, — он отправил дочь в Москву, но Москва не помогла, и Надежда Евгеньевна из родовитой дворянки превратилась в m-me Ауэр. Свадебное путешествие молодые совершили в Венгрию, в какое-то маленькое местечко, где у матери «Польди»... имелась галантерейная лавочка. Мамаша Ауэр рассказывала всем, что Леопольд женился на «русский княжне». Она так обожала сына, что если б он женился на дочери императора, она бы тоже не удивилась. К своей belle-soeur она относилась благосклонно и оставляла вместо себя в лавке, когда уходила отдыхать».
Вернувшись из-за границы, молодые Ауэры наняли прекрасную квартиру и стали устраивать музыкальные вечера, на которые по вторникам собирались местные музыкальные силы, петербургские общественные деятели и приезжие знаменитости.
От брака с Надеждой Евгеньевной у Ауэра было четыре дочери: Зоя, Надежда, Наталья и Мария. Ауэр купил великолепную виллу в Дуббельне, где семья жила в летние месяцы. Дом его отличался хлебосольством и гостеприимством, в течение лета сюда съезжалось множество гостей. Одно лето (1894) там провела Хин-Гольдовская, посвятившая Ауэру следующие строки: «Сам — великолепный музыкант, изумительный скрипач, человек очень «отполировавшийся» на европейских эстрадах и во всех кругах общества... Но... за внешней «отполированностью» во всех его манерах всегда чувствуется «плебей» — человек из народа — умный, ловкий, хитрый, грубоватый и добрый. Если у него отнять скрипку, то он может быть отличным биржевым маклером, комиссионером, дельцом, адвокатом, доктором, чем угодно. У него красивые черные огромные, точно политые маслом глаза. Эта «поволока» исчезает только тогда, когда он играет великолепные вещи... Бетховена, Баха. Тогда в них сверкают искры сурового огня... У себя дома,— продолжает Хин-Гольдовская, — Ауэр — милый, ласковый внимательный муж, добрый, хотя и строговатый отец, наблюдающий, чтобы девочки знали «порядок». Он очень гостеприимен, приятный, остроумный собеседник; очень неглуп, интересуется политикой, литературой, искусством... Необычайно прост, ни малейшей позы. Любой ученик консерватории больше важничает, чем он, европейская знаменитость».
Ауэр имел неблагодарные в физическом отношении руки и вынужден был заниматься по нескольку часов в день даже летом, во время отдыха. Он был исключительно трудолюбив. Труд в области искусства составлял основу его жизни. «Учитесь, работайте», — его постоянный наказ ученикам, лейтмотив его писем к дочерям. Про себя он писал: «Я — как заведенная машина, и ничто не может меня остановить, кроме болезни или смерти...»
До 1883 года Ауэр жил в России как австрийский подданный, затем перешел в русское подданство. В 1896 году ему было пожаловано звание потомственного дворянина, в 1903 — статского советника, а в 1906 — действительного статского советника.
Как и большинство музыкантов своего времени, он был далек от политики и довольно спокойно относился к отрицательным сторонам российской действительности. Ни революции 1905, ни февральской 1917, ни тем более Великой Октябрьской он не понял и не принял. Во время студенческих волнений 1905 года, захвативших и консерваторию, он был на стороне реакционной профессуры, но впрочем, не по политическим убеждениям, а потому что волнения... отражались на занятиях. Его консервативность не была принципиальной. Скрипка обеспечила ему солидное, прочное положение в обществе, вопросами искусства он был занят всю жизнь и в это уходил весь, не думая о несовершенстве общественного строя. Больше всего он был предан своим ученикам, они были его «произведениями искусства». Забота об учениках стала потребностью его души, и, конечно, он уехал из России, оставив здесь дочерей, семью, консерваторию, только потому, что оказался в Америке вместе с учениками.
В 1915—1917 годах Ауэр выезжал на летние каникулы в Норвегию, где отдыхал и одновременно работал, окруженный учениками. В 1917 году ему пришлось остаться в Норвегии и на зиму. Здесь его и застала февральская революция. Сперва, получив известия о революционных событиях, он просто хотел переждать их, чтобы вернуться затем в Россию, однако осуществить это ему уже не пришлось. 7 февраля 1918 года он с учениками сел на пароход в Христиании и через 10 дней 73-летний скрипач прибыл в Нью-Йорк. Наличие в Америке большого количества его петербургских воспитанников обеспечило Ауэру быстрый приток новых учеников. Он окунулся в работу, как всегда поглотившую его целиком.
Американский период жизни Ауэра не принес замечательному скрипачу блестящих педагогических результатов, но он плодотворен тем, что именно в это время Ауэр, подводя итоги своей деятельности, написал ряд книг: «Среди музыкантов», «Моя школа игры на скрипке», «Скрипичные шедевры и их интерпретация», «Прогрессивная школа скрипичной игры», «Курс игры в ансамбле» в 4-х тетрадях. Можно лишь поражаться сколько сделал этот человек на рубеже седьмого и восьмого десятков своей жизни!
Из фактов личного порядка, относящихся к последнему периоду его жизни, нужно отметить женитьбу на пианистке Ванде Богутке Штейн. Роман их начался еще в России. Ванда уехала с Ауэром в США и в соответствии с американскими законами, не признающими гражданского брака, их союз был официально оформлен в 1924 году.
До конца своих дней Ауэр сохранял замечательную бодрость, работоспособность, энергию. Его смерть была для всех неожиданностью. Каждое лето он выезжал в Лошвиц, близ Дрездена. Однажды вечером, выйдя на балкон в легком костюме, он простудился и через несколько дней умер от пневмонии. Это произошло 15 июля 1930 года.
Останки Ауэра в оцинкованном гробу были перевезены в США. Последний погребальный обряд состоялся в православном соборе в Нью-Йорке. После панихиды Яша Хейфец исполнил «Ave, Maria» Шуберта, а И. Гофман — часть «Лунной сонаты» Бетховена. Гроб с телом Ауэра сопровождала тысячная толпа народа, среди которой была масса музыкантов.
Память об Ауэре живет в сердцах его учеников, хранящих великие традиции русского реалистического искусства XIX века, нашедшие глубокое выражение в исполнительском и педагогическом творчестве их замечательного учителя.
Л. Раабен
