«Триптих» Пуччини на Зальцбургском фестивале 2022
Второй премьерой оперной программы Зальцбургского фестиваля 2022 (с наиболее интересными событиями которого можно ознакомиться здесь) стал пуччиниевский «Триптих» (см. примечание 1).
Главная причина низкой популярности этой трилогии — чрезмерный эмоциональный контраст её составных частей: в оригинальной композиции у Пуччини за убийством на почве ревности идёт душераздирающая история матери, разлучённой с незаконнорожденным сыном, встречи с которым она ждёт семь лет, а, узнав о гибели ребёнка, принимает яд; а после этой трагедии у Пуччини вдруг следует карикатурная комедия дель арте. Нелепость такой композиции очевидна: представьте себе «Лебединое озеро» Чайковского, которое заканчивается Танцем маленьких лебедей, или вагнеровского «Парсифаля», завершающегося канканом Оффенбаха.
Воздействие на психику подобных зигзагов — основа кинематографического монтажа, теория которого во время создания «Триптиха» ещё только оформлялась, а сам Пуччини, как известно, умер за пять лет до открытия эффекта Кулешова (см. примечание 2). Режиссёр новой зальцбургской постановки Кристоф Лой переставляет части трилогии, и гениальная партитура, утратив драматургическую несуразность, предстаёт перед зрителями мощным эмоциональным крещендо.
В новой композиции К. Лоя «Триптих» открывается плутовской комедией «Джанни Скикки», в которой «мерцание мизансцен», когда скульптурные ансамбли персонажей будто случайно вырастают из хаотичного движения, на мгновение замирают, а потом снова рассыпаются, создаёт эталонную для сатирического шоу мизансценную палитру. Кремовый минимализм сценографии Этьена Плю здесь безупречен. Комические акценты подчёркнуто элегантны и ни разу не срываются в пошлость. Феерическая россыпь музыкальных пассажей в оркестровой яме переливается легким остроумием, а ансамбль солистов вызывает восторг.
Вторая часть — «Плащ» — плавно меняет эмоциональный вектор: никакого «чрева Парижа» на сцене, разумеется, нет, и огромная баржа, помещённая в коврово-диванный интерьер, лишь эхом напоминает пародийный парафраз на знаменитую «любовную лодку», которая, вломившись в мещанский уют, символизирует крушение традиционного семейного уклада (см. примечание 3). Такая последовательность частей идеальна: контраст сатиры на жадных родственников умирающего флорентийца в «Джанни Скикки» и социально-обличительного пафоса монолога Луиджи «Hai ben ragione; meglio non pensare» («Да, прав ты, друг, не думать — лучше. Согнёмте шею, сгорбим спину: нет смысла больше в нашей жизни») создаёт эмоциональную платформу для экстремально невротичной мощи главной части трилогии.
Сам Пуччини считал «Сестру Анжелику» лучшей в этом цикле, и если кто-то вам говорит, что с музыкой или драматургией этой оперы что-то не так, будьте уверены: перед вами если не полностью бесчувственное бревно, годное разве что на сваи, то как минимум обладатель синдрома Аспергера (см. примечание 4). Партитура «Сестры Анжелики» заставляет плакать даже камни, и это её свойство идеально воплощается в артистической одарённости главной героини всего проекта — певицы Асмик Григорян.
Асмик Григорян, исполнившая в «Триптихе» все три главные женские партии, — настоящая большая актриса. Продуманность движений, богатейшая выразительность мимики, свободное владение пластикой собственного тела и органичное поведение в сценическом пространстве в сочетании с вокальной культурой ставят её в ряд выдающихся артистов, умеющих ошеломлять, вызывая беспримерные по силе эмоции.
Театральность этой певицы выходит за рамки её блестящего вокального арсенала, и серьёзные специалисты по истории веризма согласятся, что А. Григорян, стилистически не являясь пуччиниевской певицей, превращает героинь Пуччини в аккумулятор экстатической эмоциональности, озаряющей запетые до дыр партии непередаваемой силой жизни. В этом напряжении и рождается смысл театрального священнодействия, когда зритель от потрясения не может сдержать слёз. Всего два жеста героини Асмик Григорян в финале «Сестры Анжелики» делают спектакль Кристофа Лоя лучшей интерпретацией лучшей части этого заново рождённого шедевра.
Ярким событием стало выступление Кариты Маттилы в партии Герцогини («Сестра Анжелика»): бесчувственная тётка главной героини предстаёт в исполнении певицы воплощением бесчеловечной морали, обнажающей всё губительное уродство социальных условностей, за рамки которых человечество не может выбраться до сих пор. Актуальность этого обличения традиционных ценностей, защищающих и оправдывающих гибель детей ради финансовой стабильности и внешних приличий, невозможно переоценить.
Великолепна была легендарная Ханна Шварц в роли аббатисы («Сестра Анжелика»); Энкелейда Шкоса прекрасно исполнила партии Дзиты («Джанни Скикки»), Фруголы («Плащ») и сестры Дзелатриче («Сестра Анжелика»); Катерина Пива превосходно выступила в партиях Чьески («Джанни Скикки») и Наставницы послушниц («Сестра Анжелика»). Вообще все женские роли, включая вплетённые в мизансценное макраме спектакля танцевальные образы, вылеплены превосходно.
Мужской ансамбль также был бесподобен.
Драматическая мощь и глубина отличали вокальную работу Романа Бурденко в партии Микеле («Плащ»). Этот образ желающего вернуть утраченное счастье стареющего предпринимателя — безжалостное мужское alter ego сестры Анжелики: оба теряют детей и оба в отчаянии убивают. Только сестра Анжелика убивает себя, а её мужской двойник Микеле — своего молодого соперника Луиджи.
Джошуа Герреро выдерживает в партии Луиджи баланс между обличительной патетикой и любовной страстью, отчего образ получается живым и объёмным.
Разумеется, самым пёстрым и жизнерадостным является ансамбль исполнителей в «Джанни Скикки», и здесь самодовольная витальность главного героя в сибаритско-саркастическом исполнении грузинского баритона Миши Кирии остроумно контрастирует с суетливо-искромётной похотью жадного до всего красавчика Марко в исполнении блистательного украинского баритона Юрия Самойлова, со сдержанной нервозностью умудрённого жизнью благородного Симона в исполнении американского баса Скотта Уайльда, с малохольным полу-аутизмом Бетто ди Синьи в выразительной интерпретации испанского баритона Манеля Эстеве Мадрида, с недогадливостью доктора Спинелоччо, карикатурно сыгранного итальянским басом Маттео Пейроне, с комической растерянностью Герардо в исполнении ирландского тенора Дина Пауэра и со сногсшибательной деловитостью нотариуса Амантио ди Николао в изысканном исполнении польского баритона Миколая Трабки.
Виртуозной стилизацией сливочно-мягкого итальянского звучания было отмечено исполнение партии Ринуччо российским певцом Алексеем Неклюдовым: тонко схваченная и переданная флорентийская породистость сочетаются в этой интерпретации с душевным трепетом, самоиронией и убедительным погружением артиста в мелодраматическую традицию комедии дель арте. Изумительная работа.
В одном предпремьерном интервью, посвящённом «Триптиху», маэстро Вельзер-Мёст напомнил, что аутентичное исполнение этой партитуры Пуччини чуждо традиционной приглушённости: «Не удивляйтесь, что будет громко», — предупредил маэстро и слово своё сдержал. Венские филармоники с филигранным изяществом выплетали оркестровое кружево «Джанни Скикки», динамическими всполохами украшали приближение страшной развязки «Плаща» и буквально дробили стены Большого фестивального дома оглушительной мощью невротических кульминаций «Сестры Анжелики» (см. примечание 5).
Не исключено, что принципиальный отказ маэстро Вельзера-Мёста от традиции вялых оркестровых интерпретаций «Триптиха» в сочетании с умной и смелой режиссурой К. Лоя и фантастической самоотдачей исполнителей вызовет интерес к переосмыслению идеологической программы этого произведения, и странная традиция набрасывать на законченное модернистское полотно Пуччини вуаль «Божественной комедии» Данте в скором времени также угаснет. В новой постановке «Триптиха» на Зальцбургском фестивале родился гимн самодостаточному божественному чуду любви — любви романтической («Джанни Скикки»), любви сексуальной («Плащ») и любви материнской («Сестра Анжелика») — любви, которую пытаются уничтожить жадность, трусость, подлость и ревность. Любви, которая нуждается в опеке и защите уже потому, что она единственный источник жизни на земле.
Примечания:
1) Основная идея Пуччини при создании «Триптиха» состояла в том, чтобы в один вечер представить на сцене три разножанровые оперы, объединённые темой смертного греха: социально окрашенную любовную трагедию («Плащ», тема гнева), религиозную мистерию искупления («Сестра Анжелика», тема похоти) и комедию дель арте с обличением жадности имущих на фоне истории влюблённых неимущих («Джанни Скикки», тема алчности). Первое исполнение «Триптиха» состоялось в Метрополитен Опере в Нью-Йорке 14 декабря 1918 года.
2) Под эффектом Кулешова понимается появление нового смысла у одного кадра (сцены) при сопоставлении его с другим кадром (сценой). Этот приём соположения был использован ещё в «Войне и мире» Льва Толстого, но фундаментально был описан другим Львом — основателем советской школы кино Львом Кулешовым в книге «Искусство кино», увидевшей свет в 1929 году.
3) «Любовная лодка разбилась о быт» — строка из III части «Неоконченного» В. В. Маяковского (1930).
4) Синдромом Аспергера (по имени австрийского психиатра Ганса Аспергера) принято называть нарушение, в результате которого человек не способен выражать эмпатию, испытывает трудности в социальном взаимодействии, редко способен завязывать и долго сохранять дружеские связи, практически не способен чувствовать настроение собеседника.
5) Возвращение громкого звука в «Триптих» Пуччини не является нововведением маэстро: в 2018 году динамическую мощь оркестра Баварской оперы также активно использовал в своём прочтении этой партитуры маэстро Кирилл Петренко.
Фото: Моника Риттерхаус / SF
