«Фальстаф» в постановке Каликсто Биейто может надолго отвратить от походов в оперный театр, и даже не потому, что там содержатся какие-то особенно вопиющие свидетельства режиссёрской бездарности, а просто потому, что может стать каплей, переполняющей чашу усталости от подобных спектаклей — с немузыкальной, уродливой и лишённой изобретательности драматургией.
Эта новая свежайшая интерпретация последней оперы Верди была представлена 19 декабря в Гамбурге. На всём протяжении спектакля я чувствовала себя полной дурой, потому что пришла в театр вместо того, чтобы приятно провести воскресный вечер в другом месте.
В немом прологе Фальстаф одну за другой всасывает в себя устрицы и запивает их шампанским. Он, стало быть, не обжора, а гурман; ест, а не потребляет калории. Фальстаф с удовольствием готовит и угощает, к миссис Форд он тоже приходит с чем-то похожим на шоколадные кексы под металлическим колпаком. Эти кексы она зачем-то размазала по его майке.
Баритон Амброджо Маэстри пластичный и лёгкий. Кажется, что в этой постановке артист чувствует себя не совсем уверенно, хотя в сопровождающем видео и хвалит режиссёра за то, что может быть здесь самим собой. Не будем спорить со специалистами, утверждающими, что Маэстри сейчас — лучший Фальстаф в мире. Субъективно, голосу несколько не хватает веса, сочности и пафоса жизнерадостного самодовольства («Привлекательная внешность, мужественная осанка — вот и всё мое колдовство», — не сомневается в себе его персонаж).
Многие нюансы в пении Маэстри «съедала» режиссура, например, когда Фальстаф, вокально словно пританцовывая, рассказывает миссис Форд (Майя Ковалевска) о своей юношеской субтильности, Маэстри пытался хоть как-то высунуться из-за перекрывающего корпуса грубо взгромоздившейся на него «виндзорской насмешницы».
Дамы не изменяют своим мужьям с Фальстафом даже не потому, что не слишком ценят его кулинарные таланты, а потому что им значительно больше нравится занимающаяся боксом миссис Квикли (густые контральтовые ноты в голосе Надежды Карязиной действительно покоряют).
Обозначена в спектакле и туалетная тема. Мэг Пейдж (Ида Алдриан) в первом действии всё время корчится — хочет по-маленькому. Она даже стоит на голове, чтобы облегчить свои страдания. Непонятно, что же ей так мешает сходить в туалет. Cкорее всего, то, что режиссёр просто не знал, куда её в этих сценах приткнуть.
Свою грустную арию в начале третьего акта Фальстаф поёт, сидя на унитазе (он просит принести ему горячего вина, которое изменяет его настроение, но в спектакле ему ничего в туалет не приносят, и вокально переход оказывается тоже слабо маркированным). Потом там же спускает трусы и Нанетта. В спектакле о еде и питье нельзя без унитаза — так, видимо, работала мысль режиссёрская. Матерная надпись на туалетной стене в оперном театре, в этом храме искусства — какой вызов, какой провокатор этот Биейто!
Фентон (Алексей Пальчиков) и Нанетта носят форму какой-то английской школки. Решительная Нанетта активно лезет на робкого пристукнутого Фентона, забрасывает на него ногу. В этой роли Эльбенита Кайтаци особенно раскрылась в арии ночью в Виндзорском парке: голосом ей удалось создать таинственную поэтическую атмосферу.
Мистеру Форду (Маркус Брук), находящемуся под каблуком у своей нервной жены, ничего не остаётся, как выплёскивать свою подавленную агрессию из-под меховой шапки в пении, похожем на точный, жёсткий, напористый крик.
Особенно неудачно смотрятся сцены со многими участниками. Когда Форд прибыл, чтобы уличить свою жену в измене, началась полная неразбериха, разбираться в смысле которой бессмысленно. Фальстаф изображал лампу, мистера Форда заталкивали в жёлтый мусорный контейнер. Пока все суетились, Нанетта натянула Фентону на голову свои розовые трусы и переспала с ним на втором этаже.
В финальной картине введена тема Pussy Riot: люди в балаклавах бесконечно долго бьют ремнями-плётками о пол.
Сквозь общий режиссёрский мусор просвечивала генеральная идея постановки: в современном обществе женщины обрели власть и злоупотребляют ей, унижая мужчин. И дело не в том, хороша или плоха эта концепция и насколько она подходит к «Фальстафу», а в том, что у Биейто нет таланта и режиссёрской ловкости для того, чтобы её реализовать. Как раз «Фальстаф» требует разработанной драматургии, там нельзя просто стоять и держать растяжку с надписью «Жирные налоги для жирных людей», поднимать сжатый кулак или кое-как пританцовывать под музыку, потому что больше нечем заняться.
Дирижировал Аксель Кобер, и под его осторожным руководством солнце музыки Верди над навозной кучей этой постановки воссияло не слишком ярко.
Режиссёры, подобные Биейто, полагают, что избрали для себя социально-критическое направление, и на спектакле действительно возникают вопросы, лежащие в социально-критической плоскости. Например, что это за общество, в котором, будучи профессионально непригодным, можно стать знаменитым режиссёром? В работе над спектаклем всегда участвует большое количество людей, откуда этот оппортунизм? Неужели никто никогда не видел хорошего спектакля, где есть метафоры, где люди интересно двигаются и увлекательно взаимодействуют, где удивляешься, как постановщиком удалось всё это почувствовать в музыке?
По завершении я еле сдержалась, чтобы не обратиться к соседу с таким вопросом: «Вы же большую часть спектакля проспали с откинувшейся назад головой. Почему теперь бьёте в ладоши с таким энтузиазмом?»
Foto: © Monika Rittershaus
