От Моцарта и Рахманинова — к Кальману!

Московские музыкальные визиты Михаила Юровского

«От Моцарта и Рахманинова» — формулировка в данном случае неполная, ведь в программе, которую в конце прошлого сезона в Концертном зале им. П.И. Чайковского маэстро Михаил Юровский исполнил с Государственным академическим симфоническим оркестром России им. Е.Ф. Светланова, звучала также музыка Прокофьева и Шостаковича. Концерт состоялся 3 июля в рамках летнего филармонического абонемента № 001 «Истории с оркестром». В этом необычайно востребованном слушателями цикле просветительских концертов дирижеры не только привычно творят музыку, «извлекая» ее из оркестра и «отдавая» публике, но и менее привычно, хотя, наверное, привыкнуть к этому мы успели уже давно, весьма интересно рассказывают о ней. Названный концерт был посвящен памяти выдающегося отечественного дирижера Геннадия Рождественского (1931–2018), ушедшего из жизни в середине июня, и поэтому в знак уважения к его памяти несколько теплых, дружеских слов маэстро Юровский, конечно же, сказал вначале о нём.

Академически весомая и по филармоническим меркам насыщенная программа этого поистине незабываемого вечера – полная противоположность вихрю популярнейших любимых мелодий гала-концерта «Кальман оперетта гала». Он состоялся на Исторической сцене Большого театра России 9 сентября уже в начале нового сезона, и Михаил Юровский блестяще провел его, встав за пульт другого коллектива – Симфонического оркестра Москвы «Русская филармония». Несмотря на то, что эти концерты разделены двумя месяцами, кажется, что прошли они нон-стоп. Кажется, что по-летнему теплая и солнечная сентябрьская погода задержалось в столице не иначе как в ожидании светлой и солнечной музыки выдающегося венгерского композитора-классика, а жизнерадостная московская «симфония лета» плавно перетекла для дирижера в ликующе оптимистичную музыкальную «феерию осени»…

Классический «покер» изящно-философского стиля

Контрасты репертуарных устремлений Михаила Юровского разнообразными и многоликими были всегда, на всём протяжении его впечатляющего творчества, но на сей раз два московских концерта дирижера явственно показали и исчерпывающе доказали, что привычное деление академической музыки на серьезную и легкую, в сущности, абсолютно условно. На обоих концертах мы, однозначно, прикоснулись к большой музыке – именно это и было главным! Вдохновенно, профессионально, с глубоким знанием дела заключив музыкальные интерпретации в массивную, основательную раму высочайших традиций отечественной дирижерской школы, маститый музыкант явил яркие моменты эмоционально-живого, безупречного чувства стиля и мастерства.

Беспроигрышно сильный исполнительский «покер» музыки июльского концерта был рожден единением душ и сердец маэстро-дирижера, оркестрантов и солистки вечера, нашей соотечественницы Ольги Перетятько (сопрано), имя которой сегодня прочно входит в орбиту ярких звездных имен мировой оперы. Первой в раскладе значилась сюита «Летняя ночь» Прокофьева из его широко известной оперы «Обручение в монастыре». Но пятичастная сюита (op. 123), созданная композитором из оркестровых фрагментов оперы гораздо позже ее премьеры – в 1950 году, – всё же известна и исполняется у нас мало. В сюите из де-юре комической (а де-факто забавно-лирической) оперы при отделении музыки от ее сюжета, несмотря на ощутимый гротеск обрамляющих частей («Вступления» и «Менуэта»), романтическое и лирическое проступают еще более рельефно и выпукло.

Трактовка маэстро Юровского, делая довольно редкий подарок слушателям, позволяет ощутить это в полной мере, дает возможность насладиться заложенной в ней чувственной серьезностью. Волевым решением музыканта-интерпретатора поменяв местами третий и пятый номера сюиты, и «спрятав» тем самым несколько угловатый по своей задумке «Менуэт» («Сцену музицирования») внутрь всего корпуса (пусть и в самый его центр), дирижер после сдержанно-элегичного, но тонко и точно выверенного в плане нюансировки «Ноктюрна» (части сюиты под названием «Мечты») смог весьма легко и изящно поставить в этом исполнении убедительную финальную точку ярким, эффектным «Танцем».

Центральные карты нашего музыкального «покера» – четырехчастный мотет для сопрано и оркестра «Exsultate, jubilate» Моцарта (1773; KV 165) и три вокальные пьесы Рахманинова в сопровождении оркестра. Последние – знак уважения к памяти русского гения, 145-летие со дня рождения которого отмечается в нынешнем году. «Вокализ» (1912; op. 34, № 14) прозвучал в авторском переложении 1916 года, романс «Здесь хорошо» на стихи Галины Галиной (1902; op. 21, № 7) – в переложении Владимира Юровского-старшего (отца дирижера), а романс «Не пой, красавица при мне» на стихи Александра Пушкина (1892; op. 4, № 4) – в переложении самогó Михаила Юровского. Связующий мост этих блоков программы – солистка-сопрано, которая в равной степени легко и музыкально вольготно ощущала себя как в стихии религиозно-патетического классицизма Моцарта, так и в душевных просторах русских интонационно-мелодических гармоний известнейших шедевров Рахманинова. При этом сам маэстро Юровский – отнюдь не аккомпаниатор вокальных опусов, а их равноправный и всеобъемлющий художник-творец!

Этот концерт, к счастью, записан, и заочно приобщиться к нему в видеоформате в любой момент можно на сайте Московской филармонии в рамках ее беспрецедентного проекта «Всероссийский виртуальный концертный зал». Драматичную коллизию рождения Девятой симфонии ми-бемоль мажор Шостаковича (1945, op. 70) и свое «программное» видение атмосферы каждой из ее пяти частей Михаил Юровский подробно и образно – поистине с энциклопедической основательностью! – излагает перед исполнением, так что заинтересованный читатель без труда сможет к ним обратиться. Но речь о другом – о том, насколько мощно музыкантское мышление дирижера выхватывает самую суть партитуры! В силу этого его интерпретация Шостаковича – совсем иной оркестровый звук, абсолютно новые нюансы и тембры, новый, можно сказать, «аутентичный» интонационный окрас, идущий за уникальным стилем композитора. Но «аутентично» настроенная тембральность звучания – необычайно важная и мощная черта в отношении музыки всех композиторов, исполненных в этот вечер! И это признак высокого профессионализма не только оркестра как коллективного, но единого «инструмента», но и маэстро-лидера: дар его эмоционально-живой передачи музыкантам – самое необъяснимое таинство профессии дирижера…

Кальман как изящество стиля и открытость музыкальной души

Проект «Кальман оперетта гала» в Большом театре России, как гласил его пресс-релиз, был посвящен памяти композитора Имре (Эммериха) Кальмана, продолжившего вслед за своим австро-венгерским соотечественником Францем (Ференцем) Легаром дело триумфа и процветания неовенской оперетты в первой половине XX века. Эти композиторы – два главных столпа австро-венгерской оперетты, но речь на сей раз идет именно о дани памяти Имре Кальману (1882–1953), 65-летие со дня смерти которого приходится на конец октября нынешнего года. Концерт на сцене главного музыкального театра России – заветная мечта дочери композитора Ивонки Кальман, продолжающей и по сей день популяризировать наследие своего отца во всём мире и бороздящей разные уголки земного шара в качестве неутомимого посланника его музыки. Увидеть ее в краснобархатно-золоченом убранстве «царской» ложи Большого театра можно было и на обсуждаемом концерте в Москве.

«Кальман оперетта гала» – проект международный на уровне взаимодействия ведущих культурных институтов России и Венгрии, но инициирован он был именно венгерской стороной, прибыв в Россию как полностью срежиссированный концертно-театральный монолит. Его репетиционно-исполнительская доводка на финишной прямой проходила уже в России, ведь и оркестр (Симфонический оркестр Москвы «Русская филармония»), и дирижер Михаил Юровский, и часть занятых в проекте певцов-солистов представляли отечественную музыкальную школу, за которой тянется шлейф величия и славы традиций прошлого. Участие в гала-вечере в Большом театре русских певцов-солистов наряду с венгерскими явилось одним из ключевых моментов венгерской «идейной доктрины».

Автор оригинальной концепции и программно-постановочной компоновки вечера – генеральный директор концертно-театрально-музейного комплекса Müpa Budapest Чаба Каэль, хореограф – Марианна Венекей. Наряду с названными оркестром и дирижером в весьма необычный для сцены Большого театра проект влились танцовщики Будапештского театра оперетты, знаменитый венгерский скрипач Криштоф Барати, солисты Венгерской государственной оперы (сопрано Андреа Рошт, тенор Гергей Бончер, баритон Анатолий Фоканов), солистка Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Елена Гусева (сопрано) и солист московского театра «Новая Опера» Алексей Неклюдов (тенор). След исторического прошлого, отсылающего к временам Австро-Венгерской империи, почившей в бозе в 1918 году, проступил, по-видимому, и на сей раз, ведь в проект также были приглашены и специальные австрийские гости – тенор Андреас Шагер, признанный специалист по Вагнеру, и его супруга, скрипачка Лидия Байх.

Столько музыки Кальмана, сколько мы услышали в этот вечер в Большом театре, в этих стенах никогда ранее, кажется, и не звучало! Однако с музыкой признанного классика неовенской оперетты, обогатившего заведомо демократичный театральный жанр чертами венгерской национальной самобытности, соседствовали и два включения опусов других венгерских композиторов – Белы Бартока (Рапсодия № 1 для скрипки с оркестром) и Золтана Кодая (интермеццо из оперы «Хари Янош»). В океане музыки Кальмана эти пьесы предстали словно «водоразделами» каждого из двух отделений программы. С певучей и яркой мелодикой Кальмана опус Бартока, понятно, составил заметный стилистический контраст, но скрипач Кристоф Барати, вложив в исполнение всю свою душу и мастерство, определенно заставил раствориться в этой музыке без остатка! При этом танцевальное по настрою интермеццо из оперы Кодая в основной контекст кальмановской программы вписалось на редкость органично, тем более что изумительное звучание оркестра, расположившегося в этот вечер не в оркестровой яме, а в глубине сцене, сопровождалось танцевальным выходом артистов Будапештской оперетты.

Костюмно-хореографических дополнений-вставок за вечер образовалась целая серия: атмосферу праздничности они создавали довольно удачно и тонко! Помимо вокальных номеров (основы всей программы) в феерию праздника музыки важный вклад вносили и оркестровые фрагменты оперетт. В их числе – увертюра к «Графине Марице», чардаш «Большой дворец императрицы» из «Дьявольского наездника», а также фантазия из «Цыгана-премьера», в которой изумительно изящно и чувственно солировала Лидия Байх. Чарующее соло ее скрипки мы услышали и в чардаше Тассило «Эй, цыган» из «Графини Марицы», который потрясающе стильно и зажигательно исполнил Андреас Шагер.

Одним из слагаемых демократичности оперетты является то, что в каждой стране, язык которой отличен от языка оригинала либретто, она в подавляющем большинстве случаев исполняется на языке этой страны. Среди оперетт Кальмана опусов, изначально созданных на венгерские либретто, совсем немного (речь идет о считанных ранних опусах, премьеры которых состоялись в Будапеште). Начиная с «Цыгана-премьера» (1912), первой венской премьеры, прошедшей с мощнейшим триумфом, практически все значимые венские опусы Кальмана пишутся на немецкие тексты, и сей ряд замыкается «Императрицей Жозефиной» (1936), премьера которой проходит в Цюрихе. Так что если сегодня немецкоязычные опусы Кальмана исполняются в Венгрии по-венгерски, то это обратные переводы на «свой язык» по той же схеме, по которой Кальман в театрах России традиционно звучит по-русски.

Все вокальные номера обсуждаемого гала-концерта связаны с опереттами венского периода творчества композитора, и поэтому, по умолчанию, исполнялись они, в основном, по-немецки. Высокую планку исполнительского мастерства в сáмом начале вечера задали Елена Гусева (ария Марицы «Снова слышу скрипок пенье» из «Графини Марицы») и Андреа Рошт с Андреасом Шагером (дуэт Сильвы и Эдвина «Я хочу танцевать» из «Королевы чардаша»). Анатолий Фоканов – наш соотечественник, и поэтому знаменитую арию Мистера Икс «Снова туда, где море огней» из «Принцессы цирка» для российской публики он исполнил по-русски, и шаг этот оказался беспроигрышным. Спой он это по-немецки или по-венгерски, его просто бы «не поняли», и речь в данном случае вовсе не о языковом барьере, а о всесилии привычного, переступить через которое далеко не просто!

«Немецкую» линию продолжили дуэт Сильвы и Эдвина «Помнишь ли ты?» (Елена Гусева, Алексей Неклюдов), ария Тассило «В предвечерний час» из «Графини Марицы» (Андреас Шагер) и ария Раджами «О, баядера, о прекрасный цветок» из «Баядеры» (Гергей Бончер). Однако в финале первой части вечера терцет Ферри, Бони и Сильвы «Гей, возьми, цыган, скрипку» (Анатолий Фоканов, Гергей Бончер, Андреа Рошт) обнаружил русско-венгерско-немецкое трехъязычие. А почему бы и нет? Ведь проект – интернациональный, событие – эксклюзивное, и «вольность» такой вариативности этим вполне оправдывается!

Не менее «ударные» хиты открыли второе отделение: Андреа Рошт покорила арией Сильвы «Хэйа, хэйа, в горах мой край родной!», Андреас Шагер – упоительным чардашем Тассило «Эй, цыган». Во втором куплете песенки Бони «Без женщин жить нельзя на свете, нет!» Гергей Бончер вдруг перешел на венгерский, и игра со сменой языков, определенно, стала создавать довольно увлекательную интригу. Дуэт Марицы и Тассило «Скажите да, моя дорогая» (Елена Гусева, Андреас Шагер), а затем дуэт Сильвы и Эдвина «Красавиц много есть вокруг» (Андреа Рошт, Алексей Неклюдов) вновь вернули в русло немецкой музыкальной вербальности. Песенка Ферри и Бони «Красотки кабаре» (Анатолий Фоканов, Гергей Бончер) создала прецедент сочетания русского языка с венгерским, а дуэт Марицы и Зупана «Поедем в Вараждин» в исполнении всех солистов программы (финальный номер концерта) соединил в его исполнении венгерский язык с немецким.

Но обнаружилось и одно «исключение из правила». Песенкой «Надменный Петер» («Hajmási Péter») из «Королевы чардаша» Андреа Рошт и Гергей Бончер совершенно пленили именно на венгерском вовсе не по прихоти, а в силу того что номер был написан специально для Будапешта. За пределами Венгрии сей очаровательный «кунтштюк» звучит редко, так что нам явно повезло. Маститому Андреасу Шагеру так же естественно петь на немецком, как нашим прекрасным солистам Елене Гусевой и Алексею Неклюдову выучить партии на немецком, а не на весьма специфичном венгерском. Что же до певцов-венгров – стилистически элегантной, царственной Андреа Рошт и романтически легкого, подвижного Гергея Бончера, – то оба ощущали себя прекрасно как на венгерском, так и на немецком…

Фото с концерта 3 июля предоставлены Отделом информации Московской филармонии
Фото с концерта 9 сентября: rosconcertcompany.ru

реклама