Просто хороший концерт

Американский баритон Скотт Хендрикс выступил в Москве

Американский баритон Скотт Хендрикс

В последнее время к нам стали приезжать сплошные звезды. В данном случае речь идет о звездах академического вокала, о звездах оперы. Их приезд, как правило, всегда сопровождается массированной рекламой. В результате общественное мнение оказывается подготовленным настолько, что широкая неискушенная публика, которая может отвалить за билеты безумные деньги и считает это частью своего респектабельного имиджа, приходит на подобные концерты буквально зомбированной и готова отбить все руки, выражая неподдельный (или все-таки поддельный?) восторг в адрес своего кумира. При этом публике совершенно нет никакого дела до того как ее кумир поет: товар куплен в дорогой глянцевой упаковке — а это значит, что он великолепен!..

Слава Богу, ничего подобного не было на этот раз — и публика, по-настоящему заинтересованная публика, тихо и спокойно собравшаяся в Концертном зале имени Чайковского на оркестровом рецитале американского баритона Скотта Хендрикса, стала свидетелем одного из тех вокальных вечеров, о которых с уверенностью можно сказать, что это был просто хороший концерт. Правда, сей тезис меньше всего следовало бы относить в адрес дирижера из Великобритании Мэттью Уиллиса, стоявшего за пультом Государственного симфонического оркестра «Новая Россия», ибо его звучание в этот вечер было настолько пронзительно громким и разухабисто разбалансированным, что порою в создаваемом им мощном музыкальном потоке малополетный и лирический по своей природе голос Скотта Хендрикса просто тонул, проваливаясь в бездну…

И всё же певец из Америки сумел расположить к себе невероятной искренностью музыкально-артистического самовыражения, благородством исполнительской манеры, владением нюансами mezza voce, в целом, грамотным интонированием и осмысленной фразировкой даже в русском оперном репертуаре, точнее — в репертуаре Чайковского. На этом концерте мы услышали «отповедь» Онегина Татьяне «Вы мне писали, не отпирайтесь» («Евгений Онегин»), а также речитатив и арию Елецкого «Вы так печальны, дорогая … Я вас люблю, люблю безмерно» («Пиковая дама»). Это, конечно же, стало большим сюрпризом для публики, ведь и русский язык певца оказался весьма и весьма впечатляющим. Правда, отдельные вокальные недостатки интонирования проявились именно в русском репертуаре, но в условиях исполнения такого непростого для певца музыкального материала это было совсем некритично. Зато в арии Елецкого певец приятно удивил и широкой кантиленой, и правдивостью музыкального чувства — и это было поистине прекрасно!

Вообще, следует заметить, что программа, предложенная вниманию московской публики Скоттом Хендриксом, несмотря на свою явную компактность, была очень интересна и разнопланова. Начал певец с романса Вольфрама из оперы Вагнера «Тангейзер» («Wie Todesahnung Dämmrung deckt die Lande … O du, mein holder Abendstern»). Этот подчеркнуто романтический, мелодически проникновенный номер был исполнен им настолько вдохновенно, настолько упоительно изящно, что сразу же подумалось: в творчестве исполнителя, вероятнее всего, лирическое амплуа и должно преобладать. Сие предположение как будто бы вполне подтвердилось затем впечатляюще исполненными — с тонкой отделкой психологических нюансов — речитативом и арией Ирода из «Иродиады» Массне («Ce breuvage pourrait me donner un tel rêve! … Vision fugitive et toujours poursuivie»), а также упоминавшейся уже арией Онегина.

Однако в конце первого отделения, сразу же вслед за Чайковским, прозвучал монолог Жерара из оперы Джордано «Андре Шенье» («Nemico della Patria?!»), номер, как известно требующий огромного драматического темперамента и сильных «кровавых» страстей. И здесь вокального арсенала исполнителя хватило ровно на половину арии, хотя начал он вполне бойко, так что даже подумалось поначалу, что осилит ее без труда. Однако осилил с явным трудом, хотя и здесь, завоевать публику ему удалось на все сто процентов. Вы скажете, по всей видимости, что и ария Ирода из названной оперы Массне требует для ее исполнения определенного драматизма. Всё так, но Массне во всех своих операх на серьезные сюжеты всегда остается пронзительно лиричным: музыкальный психологизм Массне (этакий «оперный французский импрессионизм») и стиль Джордано, замешанный на итальянском веризме, — полюса абсолютно разные.

В свете наших рассуждений весьма интересно то, что сцену смерти Родриго из оперы Верди «Дон Карлос» Скотт Хендрикс исполнил в оригинальной французской версии, хотя собственно сцену смерти Родриго («Carlos, écote … Ah! Je meurs l’âme joyeuse»), то есть тот фрагмент, к моменту которого уже должны были прозвучать предательские роковые для Родриго выстрелы, мы так и не услышали: был исполнен первый большой сольный кусок этой сцены «Qui, Carlos! С’est mon jour suprême» (с добавлением ряда предшествующих ей реплик Родриго). Хотим мы этого или нет, но сцена смерти Родриго — это большой дуэт Родриго и Дона Карлоса, поэтому, когда речь идет о ее концертном исполнении баритоном, то, в принципе, подразумевать под этим можно всё, что угодно, из того, что есть в партитуре, и того, что «желает спеть» сам вокалист. Фрагмент, представленный на этот раз, очень даже впечатлил — и, думается, тяга певца к оригинальной версии обусловлена вовсе не праздностью и даже не тем, что совсем скоро ожидается его выступление именно во французской редакции этой оперы в Хьюстоне: эта редакция явно более удобна для него в плане голоса, ибо обладает более рафинированной фактурой вокализации, которую и предоставляет исполнителю французский музыкальный мелос.

Сразу же после Родриго прозвучала ария Елецого (о чем также уже было сказано), а под занавес основной программы мы услышали известный «патетический» монолог «рогоносца» Форда «È sogno? o realtà?» из «Фальстафа» Верди. И опять мы имеем дело с контрастом между чистой лирикой к драматически аффектированной, хотя и явно комической патетикой, но вердиевский Форд лег на голос певца всё же гораздо лучше, чем джордановский Жерар. Единственный финальный бис был также русским: прозвучала стретта Онегина «Ужель та самая Татьяна…» из шестой картины оперы Чайковского. Пожалуй, делать этого вовсе и не стоило, ибо в быстрых темпах и без того небольшой по объему голос певца еще заметнее потерял в своем объеме, не говоря уже о том, что просто нещадно задавливался оркестром.

Этим русским бисом певец явно хотел сделать русской публике еще один сюрприз. Дважды за вечер это ему удалось — в третий раз, увы, не получилось. Похоже, и оркестр также хотел сделать сюрприз слушателям, ибо среди традиционных оперных симфонических фрагментов (антракта к третьему действию «Лоэнгрина» Вагнера, танцев из «Алеко» Рахманинова, увертюр к «Набукко» Верди и «Руслану и Людмиле» Глинки) был исполнен и самый настоящий для наших концертных залов раритет — увертюра к «Стиффелио» Верди, слушать которую вживую было необычайно интересно, но удовольствие от интерпретации которой было весьма и весьма скромным.

Но как бы то ни было, встреча с заморским, неизвестным нам ранее баритоном оставила в целом весьма приятное впечатление. И в завершение заметок о ней просто невозможно не сказать, что без определения «звезда» нам всё-таки не удастся обойтись и на этот раз. Дело в том, что обсуждавшееся выступление Скотта Хендрикса, которое состоялось 7 марта, открыло традиционный абонементный филармонический цикл под названием «Звезды мировой оперы в Москве». Однако в нынешнем концертном сезоне у него есть и подзаголовок «Звезды Нового Света». Что и говорить, сейчас все — звезды, а само это понятие заметно девальвировалось, приобретя оттенок массовости и утратив значение эксклюзивности. Впереди анонсированы концерты сопрано Сары Кобурн (29 мая) и меццо-сопрано Сюзан Грэм (6 июня). Встретиться с первой звездой мы уже имели счастье в начале нынешнего сезона, вот только ощутить сияющий ореол этой звезды так и не удалось. Кто знает, а вдруг повезет со второй попытки?.. И, конечно же, будем надеяться, что откровение снизойдет на нас и от приезда в Москву Сюзан Грэм, ведь, как известно, надежда умирает последней…

реклама