Юрий Кара: «Тридцатилетний Гамлет — это несовременно»

Юрий Кара

В марте на экраны наконец-то выходит фильм режиссера Юрия Кары «Мастер и Маргарита». К зрителю он шел почти два десятилетия. А на апрель 2010 года была запланирована премьера нового фильма режиссера — «Гамлет. XXI век». Однако и его выход на экраны пока отодвигается.

— Когда зрители увидят ваш новый фильм «Гамлет. XXI век»?

— Здесь есть некоторые проблемы. Видите ли, все, что связано с потусторонними силами, притягивает сложности. «Пиковая дама» Пушкина, «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Макбет» Шекспира. Я в этот список добавил бы и «Гамлета» — там же есть Призрак. Очень хочется, чтобы вышел уже, наконец, мой фильм «Мастер и Маргарита», а потом, надеюсь, выйдет и «Гамлет». Но уже были его предварительные показы. На Фестивале в Благовещенске «Амурская осень» исполнитель роли Гамлета получил приз за лучшую мужскую роль — Гела Месхи, молодой парень. В «Гамлете» я несколько отступил от оригинала в традиционном понимании. В отличие от «Мастера и Маргариты», где мы четко отталкивались от текста, тщательно изучили все места, которые упоминает Булгаков, и снимали именно там. Например, особняк на Остоженке, откуда вылетает Маргарита, — именно с его балкончика у нас Вертинская и взлетает. Не говоря уже о Патриарших прудах и Иудее, снимавшейся действительно в Израиле.

А «Гамлет» — это моя вторая попытка осовременивания материала (после фильма «Воры в законе» по рассказу «Чегемская Кармен» Фазиля Искандера — это была история Кармен.) На мой взгляд, Шекспир потому и актуален до сих пор, что писал о человеческой природе, и она несильно поменялась за века. Но с другой стороны, тридцатилетний Гамлет, как у Шекспира — это немножко несовременно. Потому что вопросы «быть или не быть?», кем быть, защищать ли правду, сейчас нужно ставить немного раньше. Лет в двадцать. Хотя многие современные молодые люди их все-таки не ставят. Но я придерживаюсь мнения Аристотеля: история рассказывает о том, что было, а искусство должно рассказывать о том, что должно быть. И нашему молодому поколению нужно задумываться над гамлетовскими вопросами. Они ведь продвинутые во всех отношениях, кроме морали. Другое дело, что мы немного изменили трактовку вопроса «быть или не быть?» У Шекспира это — решиться и отомстить за отца. А у нас — решиться, но все-таки остаться цивилизованным человеком. Или опуститься до уровня негодяев и убийц? И наш Гамлет всячески не хочет уподобляться преступникам. Однако ситуация заставляет его защищаться.

— Такой ход, как у База Лурмана в «Ромео+Джульетта» — перенос действия в современность, — был избран для того, чтобы достучаться до молодежной аудитории?

— С одной стороны, да. А с другой стороны, я уже говорил, что те проблемы, о которых писал Шекспир, вечны. Ну и хотелось рискнуть, найти нового, молодого артиста. У нас в стране, да и во всем мире роль Гамлета обычно достается актеру по совокупности заслуг. Смоктуновский сыграл принца Датского в сорок. Лоуренс Оливье — вообще в пятьдесят. Из этого следует, что, по идее, семидесятилетняя мама Гамлета, королева Гертруда, страдает любовным недугом. И в это мало веришь. А у нас Гертруду играет Евгения Крюкова. По-моему, она блестяще справилась.

— Но в «Мастере и Маргарите» вы бережно подошли к реалиям романа Булгакова.

— Я считаю ошибкой многих постановщиков, когда они пытаются сделать какую-то одну часть булгаковского романа или перекроить его на свой лад. Кстати, обычно обрезается именно религиозно-философская линия, которая более сложна для восприятия. Гораздо легче взять все эти «коровьевские штуки», юмористическо-сатирический пласт...

— У вас-то в фильме отражены все линии романа.

— Знаете, это как раз очень понравилось композитору Альфреду Шнитке, когда я показал ему материал. Он несколько неохотно шел на проект, говоря, что уже в кино не работает, лет десять как пишет «чистую» музыку. Но после просмотра вдохновился, похвалил, что мы сохранили все линии. Шнитке написал к фильму действительно прекрасную музыку. Причем она делится на две части — оригинальная и обработка «Полета валькирий» Вагнера, «Болеро» Равеля: он переписал их, наполнил другими инструментами, диссонансами. То есть сделал, по его выражению, «дьявольское звучание».

— В вашем фильме потрясающий кастинг. Сразу ли он у вас в голове сложился, или вы долго искали, пробовали, сомневались?

— Что касается подбора актеров, то работа была действительно сложная, напряженная. Особенно это касается роли Иешуа. Очень много я перепробовал актеров разных и всеми остался недоволен. Знаете, ведь и Евангелия канонические написаны разными учениками и поэтому разные по темпераменту, и во всех Иисус немного разный. Вот, например, в Евангелии от Матфея Иисус — это такой пламенный борец, который пришел, чтобы дать не мир, но меч. Это, скорее, шекспировское ощущение.

— Именно такой Христос у Пазолини в его фильме «Евангелие от Матфея».

— Да, но мне из всего того, что я видел, больше всего понравился Христос из экранизации рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» Норманна Джуисона... Я хотел взять Бориса Плотникова — он ближе всего по духу к Евангелию от Иоанна — спокойному, детальному, масштабному. Это уже, если проводить аналогии с литературой, не Шекспир, а Толстой.

На роль Бездомного я пригласил пробоваться Николая Бурляева. Но он стал проситься на Иешуа — лучше актера, говорит, ты не найдешь. И я попробовал его, подумав: роль-то эту сыграть, наверное, не так сложно, вот только для нее надо отрешиться от всего земного и мыслить категориями Иисуса. И, возвращаясь воспоминаниями назад, я понял, что у многих артистов, которые до Бурляева пробовались, в глазах читались всяческие земные потребности: машины, девушки, да что угодно. А вот для того, чтобы сыграть богочеловека, необходимо подняться над всей этой суетой. И я считаю, что Бурляев смог это сделать, ему это было дано. Так что одна из главных удач фильма, на мой взгляд, — роль Иешуа. Но, разумеется, нельзя забывать и о замечательном партнере Бурляева — Михаиле Александровиче Ульянове, сыгравшем Пилата. Блистательно сыгравшем — вот где актерская школа! Теперь ведь многие стали играть на американский манер: ты — хороший, я — плохой. Не люди, а маски. Зато на освободившееся место на роль Бездомного ко мне попросился молодой актер, тогда еще неизвестный (он должен был играть крошечный эпизод) — Сергей Гармаш. К счастью, я видел его театральные работы, поверил в него и взял.

Что касается других ролей и других артистов, я пробовал очень многих. Вот, например, роль Воланда, которую в результате сыграл Валентин Гафт. С одной стороны, я с Гафтом уже в двух картинах работал — «Воры в законе», «Пиры Валтасара» — и рассчитывал на него. Но были у меня еще кандидаты. Хотел пробовать Евгения Евстигнеева — но он улетел в Лондон на операцию и там умер. Кстати, очень просился Станислав Говорухин, уверяя, что роль — прямо его. Но я уже должен был снимать Гафта. А я если пообещал артисту, то его не предаю. Вот я утвердил Алексея Петренко на роль Сталина в «Пирах Валтасара». А Евгений Александрович Евстигнеев стал меня просить: «Дай я Сталина сыграю. Я знаю, как его играть». Но я ответил: нет, уже с Алексеем Васильевичем все решил. Но мне до сих пор любопытно — а как бы Евстигнеев Сталина сыграл?

— Ваш фильм с полным правом можно назвать долгожданным — он шел к зрителю почти восемнадцать лет. Хотелось бы узнать из первых рук достоверную историю долгого пути фильма на экраны.

— К моменту окончания работы над фильмом — это был 1993 год (а начали мы в 1991 году) — страну сотрясали всяческие катаклизмы и общественные перемены. И закончив, мы понимали: наш фильм — один из первых фильмов новой России. Однако оказалось, что в новой России очень много кинотеатров занято под мебельные, автомагазины или казино: это считалось выгоднее, чем показывать кино. Кинопрокат был разрушен, альтернатива — выпуск на пиратских дисках. Но это в корне не устраивало продюсеров — они хотели вернуть свои деньги. Тут еще беда нагрянула: срок действия закона об охране авторских прав увеличили с 25 лет до 50. Но когда в 91-м мы запускались с «Мастером и Маргаритой», были совершенно спокойны: этот увеличенный срок для романа истекал 1 января 1991 года. И когда в 1993 году фильм был завершен, срок уже не действовал.

Однако тут со своими претензиями выступил С.Шиловский, внук Елены Сергеевны Булгаковой (Шиловской), третьей жены Михаила Афанасьевича. Завещания Булгаков не оставил, детей у него не было. Единственной наследницей писателя стала Елена Сергеевна. А после ее смерти авторские права, по мнению Шиловского, перешли к ее потомкам. Но как мне объяснили сотрудники Ленинской библиотеки, детей Елены Сергеевны Булгаков официально не усыновлял. Поэтому ее потомки имеют право только на ее творческое наследие — дневники, воспоминания. Не знаю, каким-то образом Шиловский все-таки права на наследие Булгакова оформил, ну и его претензии усугубили запутанную ситуацию с выходом нашего фильма. Он требовал выплаты, если мне не изменяет память, миллиона долларов. Естественно, продюсеры, у которых и так были колебания по поводу выпуска фильма (в связи с вышеописанной ситуацией в кинопрокате), сильно занервничали. Но и я, со своей стороны, был в страшном напряжении: на меня обратил внимание Голливуд, Каннский кинофестиваль хотел взять мой фильм в конкурсную программу, приезжала представительница крупнейшей американской кинокомпании «Miramax» — они тоже хотели фильм купить для проката. Но прежде, разумеется, они хотели его посмотреть. А мои продюсеры фильм мне не отдавали, хотя по договору они обязаны были это сделать. Тут я и подал в суд. Три года мы судились, и суд вынес решение, что договор надо исполнить. Тогда продюсеры выдумали историю, что фильм... пропал! Только чтобы мне не отдавать. Как уже потом они объясняли, боялись, что у меня фильм могут украсть пираты. И вот только теперь компания «Люксор», которая будет прокатывать наш фильм, сумела доказать, что мы были правы по закону.

Беседу вела Галина Соколова

реклама

вам может быть интересно

Знакомая незнакомка Классическая музыка