Алла Сурикова: «Я родом из советского кино»

Алла Сурикова

Имя замечательного комедиографа Аллы Суриковой всегда ассоциируется с ее фильмами — светлыми и добрыми, наполненными любовью и жизненной энергией. «Суета сует», «Ищите женщину», «Человек с бульвара Капуцинов», «Дети понедельника», «Хочу в тюрьму!», «Вы не оставите меня»... Не все знают, что помимо игрового кино Сурикова снимает документальные картины, пишет сценарии, является автором идеи журнала «Ералаш», автором идеи и продюсером документального цикла «Провинциальные музеи России». Ее жизнь полна событий — искать информационный повод для интервью с Аллой Ильиничной долго не приходится. Юбилейная дата — лишь один из них. Первый фестивальный показ ее новой комедии «Человек с бульвара КапуциноК» состоялся на 18-м Выборгском кинофестивале «Окно в Европу». А с 21 ноября в Москве стартует 11-й Открытый российский фестиваль кинокомедии «Улыбнись, Россия!», где Алла Сурикова — президент, вдохновитель и организатор.

— Алла Ильинична, как был принят ваш новый фильм?

— Когда-то я получила письмо от школьников, которые писали по поводу критики одного моего фильма: «Дорогая тетя Алла, мы берем ваше горе пополам с вами. И кино (отдельно) критики если критикуют, то работа у них такая». То есть, дети понимают, что критики должны критиковать. Что ж, должны, так должны. Поэтому я спокойно к этому отношусь. Люблю читать умные критические статьи, написанные хорошим языком. Критик должен владеть словом, что, к сожалению, крайне редко бывает.

С моей точки зрения, в этой картине есть просчет: в названии. Она должна была бы называться «Снимать по-русски». Но когда стало ясно, что картина будет называться так, а не иначе (на «Капуцинках» настоял инвестор, который «слинял» перед началом съемок и оставил нас в «интересном положении»), отступать было поздно. То, что без Маши Мироновой это кино делать бессмысленно, было понятно мне изначально. Я хотела его посвятить Андрею Миронову. Но поскольку за это время ушли из жизни и Боря Брондуков, и Сеня Фарада, и Спартак Мишулин, то получился бы длинный список ушедших, и мы посвятили свой фильм 101-й годовщине российского кинематографа. Почему надо обязательно сотой? Кино я люблю каждый год.

— «Человек с бульвара КапуциноК» начинается с того, что любимые персонажи многих ваших фильмов — люмпены-интеллигенты — в исполнении Мишина и Адабашьяна рассуждают на тему «кино и деньги»...

— Мне очень дороги Мишин и Адабашьян, которые своими смешными и парадоксальными мыслями экстраполировали в сегодняшнее состояние кино, хотя снимали мы в 2008 году, когда еще и речи не было о нынешней реформе в субсидировании кинематографа, которая неизвестно куда его выведет. Они очень смешно советовали преградить в кино все денежные потоки: «Не платить никому и никогда: пусть выживают, а мы посмотрим». Мне кажется, что сегодня эта фраза уже начертана на знамени российского кинопроизводства.

— Говорят, что недостаток денег иногда оказывает на кино положительное влияние: люди начинают больше фантазировать, уходить в глубину, в психологию...

— У нас в сценарии сначала было написано, что автобус догоняют десять черных мерседесов. Когда деньги подсчитали, то решили, что его будут догонять десять спортивных мотоциклов. А когда мы поняли, что с мотоциклами по деньгам тоже облом, то пришлось ограничиться одним шикарным мотоциклом для героини, двумя наполовину поломанными и десятью велосипедами. С моей точки зрения, эта ситуация пошла на пользу картине. Были бы десять черных мерседесов — было бы кино про бандитов, а когда десять полуполоманных велосипедов — про мелких хулиганов. И я интуитивно почувствовала, что еще бы пару хороших велосипедов стоило добавить, но черные мерседесы разрушили бы эту историю.

— Почему ваша героиня организовала клуб любителей советского кино, а не российского?

— Кто-то родом из детства, а я как режиссер родом из советского кино, из кино с человеческим лицом. И даже если порой в моих фильмах присутствует какая-то сволочь, то и она имеет человеческое лицо. Для меня это принципиально: не могу не защитить это кино как свою историю, свою молодость. Сегодняшний кинопрокат вырастил манкуртов — поколение, которое воспитано на жвачке, рекламе и клипах, а мне хочется, чтобы новые поколения смотрели Шукшина, Сергея Бондарчука, Данелия, Рязанова... Гайдая по-прежнему смотрят — он как-то успел пройти сквозь время.

— Алла Ильинична, фестиваль кинокомедии, к которому вы сейчас готовитесь, разменял второй десяток лет. Что изменилось за эти годы?

— Кинокомедия — это моя жизнь и моя судьба. Ведь я училась у Георгия Николаевича Данелия — большого мастера комедии. Поэтому мне очень хотелось поддержать этот редкий и трудный жанр. Когда-то Фестиваль «Улыбнись, Россия!» родился в Краснодаре, где просуществовал два года и благополучно почил. А я это древко подхватила...

Сначала было трудно: на программу не хватало новых кинокомедий, приходилось выкручиваться, делать разные ретроспективы. А с некоторых пор стал возможен отбор, далеко не все законченные производством фильмы попадают в программу, ведь фестиваль идет только неделю. Сегодня его конкурсная программа состоит из 17 картин, в числе которых «...в стиле jazz» Станислава Говорухина, «На свете живут добрые и хорошие люди» Дмитрия Астрахана, «Человек у окна» Дмитрия Месхиева. Есть интересные дебюты, как, например, «Неадекватные люди» Романа Каримова. Плюс программа смешного «короткого метра», комедийное документальное кино, программа «Кино — детям». В принципе мы никому не хотели бы отказывать в праве показать свой фильм на нашем фестивале: стараемся поддержать все хорошее, что есть в разных фильмах. Как говорил мой учитель Георгий Николаевич Данелия, в мире делается 40 — 50 комедий, из них безупречных 4 — 5. Снимать комедию гораздо труднее, чем трагедию или драму.

— Вы встали на этот путь, хотя вам наверняка приходилось слышать мнение, что режиссура — не женское дело, что для этого нужны мужской характер и склад ума. Не вредит ли ваша женственность профессии, а профессия — женственности?

— Мир сейчас очень изменился. Женщины идут во власть, которая тоже зачастую считается неженским делом. Разговоры о неженских профессиях — это мужской шовинизм, он всегда был, и наше время — не исключение. Мне еще в шестнадцать лет пытались внушить страх перед режиссурой. А тогда я была более доверчивой. Один из родственников отвел меня к своему соседу — известному кинорежиссеру. Он внушал мне: «Девочка моя, ежисуя (режиссура) — это вам не наяды с помадой, это суёвый тьюд». Сосед не выговаривал буквы «р» и «л», из-за этого слова приобретали второе и даже третье звучание. Дальше он, закинув ногу на ногу, подробнейшим образом вещал о том, что женщинам этот «тьюд» неподвластен — надо, дескать, забыть о личной жизни, детях, семье. Он сделал свое «суёвое» дело. Лет десять я не помышляла о кино. Но сегодня я не думаю, что заниматься режиссурой для женщины сложнее, чем работать отбойным молотком на дороге. Есть женский футбол, бокс, борьба, тяжелая атлетика. Режиссер — это профессия, требующая совсем немного: таланта и характера. Кто сказал, что у женщин их меньше, чем у мужчин? Есть слабые, мягкие, милые мужчины с уклоном в некоторую женственность, и достаточно много женщин, которые обладают сильным характером и упорством в достижении цели. Мама мне в детстве говорила: «Тебя будут все обижать, у тебя очень слабый характер». А вот сейчас кое-кто считает, что я достаточно жесткая на съемочной площадке. Мне-то кажется, что я «мягкая и пушистая», а оказывается... Нет, группе, конечно, бывает, достается — кинопроизводство сегодня очень несовершенно. Но актерам должно быть комфортно — это мое кредо. Актер должен быть любимым, ухоженным, ему должно быть тепло, он должен быть накормлен — может быть, в меру — не перекормлен. Но не напоен! Вернее, так: «напой» не должен ни в коем разе содержать признаки алкоголя.

— Почему вашим любимым жанром стала комедия, как вы пришли к ней?

— Мои родители обладали замечательным чувством юмора и все ситуации дома решали с помощью улыбки, юмора, смеха. Маме никогда не удавалось выйти на какой-то конфликт, потому что отец все сводил к шутке. Родители были очень артистичны, замечательно танцевали, пели. Они всегда старались идти по солнечной стороне жизни. Папа играл на расческе, а мама смеялась так заразительно, что расплывался в улыбке даже наш кот Кузя. И потом, когда я поступила на режиссерские курсы, художественным руководителем был Георгий Данелия — удивительный мастер удивительных комедий. Так все и сложилось. Потом на практике была у талантливейшего Ролана Быкова. И в мастерской у замечательных и очень остроумных педагогов Алова и Наумова.

— Не возникало ли у вас порой желания изменить этому жанру?

— Одному моему знакомому режиссеру говорили: «Брось водку». Он отвечал: «Бросил бы — да не на кого!» Так и комедию не на кого бросать. Хотя одна из моих последних по времени работ «Вы не оставите меня» к комедии не имеет прямого отношения. Это драма, хотя во многом ироническая. Как говорил Чаплин: «Жизнь не есть чередование похорон». Поэтому я не люблю картин, в которых люди не улыбаются, не смеются, не шутят. Даже если это жесткая драма. Ведь мы все шутим и на краю гибели. Саша Абдулов до последнего дня был ироничен, рассказывал анекдоты. И отец мой, когда я его привезла из больницы, из хосписа, на несколько дней домой, и купила ему кресло с колесами, говорил: «У меня сначала был мотоцикл, потом „Москвич“, а теперь самая современная машина!» Так он шутил в свои восемьдесят восемь лет.

— Что нужно для того, чтобы получилась хорошая комедия?

— Хороший сценарий, хорошие артисты, хорошие деньги и хороший режиссер. А если режиссер — женщина, то у ее мужа должно быть хорошее чувство юмора. Ну и, конечно, чувство юмора должно быть у зрителя. Вот такой нехитрый рецепт.

Сегодня, к сожалению, вседозволенность очень часто заменяет высокий юмор. Не востребован в кино юмор Горина, потому что он рассчитан на интеллигентную аудиторию, которую занимает игра ума. Продюсеры заказывают сценарии, исходя из других критериев — от конца к началу. Сначала думают об итоге: кто будет смотреть и сколько можно заработать. Осуждать за это их тоже нельзя, ибо продюсер, который не зарабатывает, — плохой продюсер. Слава Богу, что существует государственное финансирование, которое дает возможность удержаться на плаву режиссерам «высокого штиля». Сейчас кино, которое делает сборы, называется «двенадцать плюс». Это возраст основного зрителя: от двенадцати до двадцати. И потому все ищут сценарии с «убивашками» и прочими «фенечками», на которые подсели подростки.

— Как ни странно, гораздо меньше стало любимых народом лирических комедий...

— Нет Эмиля Брагинского. Он был мастер, умел это делать. Я бы с удовольствием сняла лирическую комедию, но мне нужен сценарий с замечательными диалогами, ситуациями, которые дают артистам и мне возможность «повышивать» . Нельзя сказать, что сегодня вовсе не появляется лирических комедий — вот, скажем, комедии моего бывшего студента Жени Бедарева «В ожидании чуда» и «Тариф Новогодний». Иногда кажется, что у молодежи не то состояние души, которое нужно для лирической комедии. Но я думаю, история про современных Ромео и Джульетту и сейчас имела бы успех. Я знакома с исследованиями — молодые люди хотели бы видеть истории о любви, о взаимоотношениях молодого и старшего поколений, о том, как один человек помогает другому состояться в жизни... Но уровень тех сценариев, которые пишутся, пока очень средний, с пресными диалогами. Все крутится вокруг того, как разбогатеть.

— А что же в таком случае можно сказать о состоянии современной комедии вообще?

— Судя по конкурсной программе Фестиваля «Улыбнись, Россия!», который поддерживает искусство комедии во всех ее проявлениях, развитие этого жанра набирает темпы. Нам присылают на конкурс десятки фильмов. Не все они удачны, но есть немало достойных и профессиональных картин, которые радуют своим качеством и нравятся зрителям. Когда появится больше денег, наверное, мастера комедии вернутся к Горину, к высокому юмору. Работать над хорошей литературой — это счастье. Мне довелось сотрудничать с прекрасными сценаристами, и я надеюсь, что скоро подрастет новое поколение, которое тоже будет писать комедии, откроет что-то новое и неожиданное в этом жанре.

— Как вы относитесь к любимому народом жанру анекдота?

— Я их обожаю, но не запоминаю. Один и тот же анекдот мне можно рассказывать в течение дня три раза. Иногда даже пытаюсь их быстренько записать, но потом не могу расшифровать. На Новый год я даже объявила конкурс среди приятельниц на лучший анекдот или смешной стишок. Залезла в Интернет, скачала кучу анекдотов, но веселье пошло по другому руслу. Впрочем, один анекдот запомнила. Подвыпивший Дед Мороз звонит в дверь. Ему открывает маленький мальчик и немедленно дает Морозу по морде. Тот изумленно спрашивает: «За что?» — «За прошлый год!»

— Одни считают, что мир спасет красота, другие — что юмор...

— Я думаю, юмор — великая спасительная сила. Девизом Габровского фестиваля были слова: «Мир уцелел, потому что смеялся». Я готова подписаться под этим.

Дипломаты советуют: если важные переговоры заходят в тупик, нужно пошутить, рассказать анекдот — и ситуация сдвинется с мертвой точки. И еще мне часто вспоминается история из моего детства. Серьезно заболела моя любимая бабушка. Она была эпицентром нашего семейного мира — подпольная кличка «Карл Маркс» (так прозвали за большую, умную, светлую голову). Заслуженный киевский доктор Примак вынес свой вердикт: «Пятьдесят граммов черного хлеба и чего-нибудь смешного». Мы все очень любили нашего «Карла Маркса» и бросились лечить. Собирали для нее анекдоты, пели: «Гоц-тоц-перевертоц — бабушка здорова, гоц-тоц-перевертоц — кушает компот...» Развлекали бабушку как могли. И она выздоровела. С тех самых пор я твердо уверовала: смешное лечит. И объединяет.

— Но ведь бывает и горький, сардонический смех, когда человек смеется оттого, что ему нечего терять...

— Я оптимист, и считаю, что мы уже миновали эту стадию. Думаю, что самый тяжелый кризис позади. Помню, было время, когда на «Мосфильме» бегали крысы, не было табличек на дверях, один за другим закрывались цеха, потому что не было никакой работы. Жить было так трудно, что многие друзья не выдерживали и уезжали за границу. Главное в этой ситуации было — не унывать и не падать духом. Один парень, Эдик Саркисянц, подарил мне тогда маленькую любительскую камеру, это был царский подарок. Я собрала замечательную компанию безработных — прекрасный оператор Владимир Нахабцев, звукооператор Олег Зильберштейн — и мы двинулись к Никите Богословскому снимать о нем кино. Никита и его жена Алла кормили нас обедом и угощали водкой. Кино получилось симпатичное, его потом показывали на нескольких каналах — и целиком, и по частям — в других фильмах. Тогда же примерно у меня возникла идея снять цикл документальных фильмов о провинциальных музеях России. Я привлекла к этому делу своих студентов, и вот уже снято почти 60 фильмов. Все началось с моих размышлений о том, как пристроить ребят. Индустрия кино разваливалась на глазах, и не было никаких перспектив. Путешествуя по Волге, я увидела замечательные музеи, о которых ранее и не подозревала. И мне захотелось, чтобы о них узнала вся Россия. Я услышала, что у Фонда Сороса есть программа поддержки провинциальных музеев. Написала им красивую бумагу, они откликнулись. Первый фильм был про музей вепсов — прародителей нынешних финнов. Снимал его Аркадий Гриднев, но участвовали в работе все студенты. Я ездила вместе с ними на съемку. А создатель музея, Рюрик Лунин, энтузиаст своего дела, получил благодаря этой картине очень хорошую премию. Потом Фонд Сороса закрыли, но наше знамя подняли тогдашнее Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям и Федеральное агентство по культуре и кинематографии. Это дело красивое, духовное и молодое, хотя денег на нем не заработаешь. Наши фильмы показывает канал «Культура», и мы получаем много хороших откликов. Так что нам удалось найти творческое приложение своих сил даже в самые трудные времена!

— Вы больший оптимист в жизни или в кино?

— В кино я всегда оптимист. Мне кажется, люди заслужили того, чтобы выйти из кинотеатра с хорошим или по крайней мере светлым настроением. Я хочу снимать кино о хороших людях, для которых любовь важнее, чем ненависть, которые умеют посмеяться и над собой, и над своими бедами. Один преуспевающий писатель мне предложил: давай снимем кино по моей книге. Деньги есть! Я как раз сидела без работы. Прочитала книгу и затосковала: герой ненавидел, блевал, осквернял... И хотя это была вполне читаемая литература, я позвонила писателю и сказала: не буду снимать. Не могу полтора года своей жизни жить с уродом. И до сих пор я стараюсь от таких тем держаться подальше.

— Говорят, что Россия и Москва — два разных государства. Ваши творческие устремления во многом связаны с провинцией...

— Долгое время я проводила Фестиваль «Улыбнись, Россия!» в регионах, потому что, казалось, в Москве фестивалей хватает — выше крыши. Хотя найти деньги на фестиваль в столице легче, мне хотелось видеть глаза людей в провинции. Они искренние, открытые, им так не хватает встреч с искусством. Эти люди не пресыщены, и оттого они ждут, радуются, просто счастливы, когда к ним приезжают актеры, привозят фильмы. В этом смысле я за регионы. Но и Москву очень люблю, и в Москве уже фестиваль прижился, зрителей на всех просмотрах — полные залы... Если бы я писала, за что люблю Москву, — пожалуй, за то, что она мне не сразу подарила себя, я добивалась ее любви, я ее завоевывала, как говорится, «оставляя мясо на заборе»... Люблю Москву за то, что она живая. За границу меня не тянет, мне нужен этот город на холмах, с бешеным ритмом жизни, неуемностью, высокими требованиями, предъявляемыми к каждому и всем. Мне он близок, дорог, и я не хотела бы жить ни в одном другом городе мира.

реклама