Барочные моды

В Мюнхене закончился оперный фестиваль

У Мюнхенского оперного фестиваля, ежегодно проводящегося Баварской государственной оперой, парадоксальная слава — самого почтенного (без малого 127 лет!) и в то же время одного из самых прогрессивных и молодых душою фестивалей Европы. Здесь поют как высокооплачиваемые звезды, так и молодые, амбициозные новички, наряду с хрестоматийными репертуарными шлягерами вроде «Травиаты» предлагаются настоящие музейные раритеты, здешний оперный мир роскошен, как музей, но столь же стремителен и многообразен, как и реальная жизнь.

Афиша нынешнего фестиваля, подготовленного с большим тщанием, включала очень разнообразный, если не сказать пестрый, список названий — от Монтеверди до Пуччини. Именно так Баварская опера решила отметить важный праздник местного значения — 350-летие оперы в Мюнхене. Собственно, выстраивать какую-то жесткую программную концепцию, как в прошлые годы, интенданту театра Питеру Джонасу не имело смысла — это означало бы, что какая-нибудь театральная эпоха неминуемо окажется в тени, и что «всеядному» Мюнхену в канун юбилея показалось бы кощунством. Именно поэтому в программе Вагнер («Нюрнбергские мейстерзингеры» в старой постановке Августа Эвердинга) соседствовал с Генделем («Ринальдо» в радикальном прочтении местного любимца Дэвида Олдена), а Верди (добротная «Травиата» Гюнтера Крамера) — с Моцартом (почти скандальное «Похищение из сераля», в котором режиссеру Мартину Данкану пришлось расстаться с половиной вокалистов, несогласных с его концепцией спектакля, и искать новых).

В спектаклях, как старых, так и новых, не обошлось без сенсаций, связанных в основном с певцами-дебютантами: молодой итальянский бас-баритон Амброджо Маэстри триумфально воплотил образ вердиевского Фальстафа, а российская звезда Анна Нетребко за роль Травиаты удостоилась от мюнхенской критики звания «новой Каллас».

Особенно радовались в этом году на фестивале поклонники барочной оперы — Мюнхен вот уже несколько лет держит лидерство в ряду лучших оперных театров по количеству (и качеству) в репертуарной афише опер Монтеверди и Генделя.

Любовь к немецкому мастеру позднего барокко в нынешнем июле побила все рекорды — фестиваль открылся новой постановкой оперы «Роделинда», за которой последовала оратория «Саул», а ближе к концу фестивального марафона грянул упомянутый выше «Ринальдо». Постановщику «Роделинды» американцу Дэвиду Олдену, который как никто умеет рассказывать генделевские истории современным театральным языком, в своем новом опусе пришлось соперничать со своими же предыдущими творениями — и вопрос, насколько хорошо удалось ему выдержать это сравнение, для многих остался открытым. Одна из самых серьезных и трагичных опер Генделя «Роделинда» в его пересказе обрела черты голливудских «фильмов нуар» — женщины надели облегающие платья-коктейль, а мужчины — шелковые белые шарфы по моде 30-х годов, манеры благородных героев стали менее благородными, но музыка Генделя от этого не утратила своей выразительной экспрессии и красоты. Впрочем, сверх этого ничего и не обрела.

Столь удачно воплотивший в современных реалиях «Ариоданта» и «Ринальдо», с «Роделиндой» режиссер, похоже, не нашел нужных точек соприкосновения, которые позволили бы воспринимать ее, не задаваясь вопросами и безоговорочно веря тому, что происходит на сцене. Кроме того, и протагонисты — контратенор Майкл Чанс и сопрано Доротея Решманн — не были очень убедительны актерски и вокально.

Гораздо лучше публика восприняла главных героев «Саула» — баса Аластайра Майлса (Саул) и контратенора Дэвида Дэниелса (Давид), — которые в рамках отведенных им трех часов сценического времени разыграли убедительную историю о власть предержащих, любви-ревности между всемогущим царем и его более удачливым наследником.

Режиссер Кристоф Лой талантливо изобразил на сцене тайны и интриги королевского двора, полного зависти и лжи, потаенных страстей и лицемерия. Вдобавок к двум центральным персонажам Гендель вывел на сцену трех детей Саула, которых также наделил яркими характеристиками, — Джон Марк Эйнсли (Ионафан), Ребекка Эванс (Мераб) и Розмари Джошуа (Михал) удачно дополняли основную сюжетную линию. До сих пор считающийся мастером театральной условности, царившей в эпоху позднего барокко в оперном театре, Гендель на самом деле открывает огромный простор для хороших актеров — умная и тонкая игра обогащает его музыкальные драмы, заставляя по-новому услышать такую красивую, но еще недавно непонятную музыку. Именно поэтому композитор столь любим современными режиссерами и столь почитаем в столице Баварии: в его обширном театральном наследии изучено меньше половины, и новых шедевров в Мюнхене хватит вплоть до следующего оперного юбилея.

Михаил Фихтенгольц

реклама